В мишуре и блестках
Шрифт:
— Вы хорошенько ее разглядели? — спросил он.
— Точно, — догадался суперинтендант. — Вы чертовски правы. Дельце принимает интересный оборот. Похоже, я сюда не зря притащился.
— Думаю, не зря.
— Выходит, — Рэйберн поежился и повел подбородком, — потребуются всякие штучки-дрючки, я хочу сказать, для ведения дела. — Осторожно, словно тот был фарфоровый, он положил футляр на столик. — Исследования, сравнительный анализ. Пожалуй... пожалуй, позвоню-ка я в уголовно-следственный отдел. Но сначала...
Он стрельнул глазом в Аллейна, порылся в карманах и вытащил маленькую стальную линейку. Кончиком линейки Рэйберн поддел волосы и приподнял их.
— Взгляните, — сказал он. — Пятно, конечно, мокрое, но вы полагаете, что это не просто вода?
— Все может быть.
— Черт меня побери... — и, не закончив фразы, Рэйберн отделил линейкой прядь, выхватил указательным и большим пальцами волосок и попытался его отщипнуть. Парик покосился, корона из омелы упала на пол. Рэйберн выругался.
— Крепко сработано, — заметил Аллейн.
Он поправил парик и придержал его рукой. Рэйберн намотал волосок на линейку и резко дернул. Аллейн достал конверт, куда и поместили волосок. Рэйберн спрятал конверт в карман кителя.
— Давайте посмотрим на костюм, — предложил Аллейн. Взявшись за плечики, он перевернул одеяние. По спине снизу вверх шла молния, разделявшая стоячий воротник. Сзади воротник был помят, и на нем тоже виднелось мокрое пятно.
— Приехали, — сказал Рэйберн. — Нам придется запереть комнату.
— Да.
— Послушайте, что же у нас получается? То есть совершенно ясно, что волос попал на кочергу с парика, и не приходится сомневаться, что кочерга испачкана в крови. Но как насчет мокрого пятна на парике? И на воротнике? Ведь это не кровь. Выходит, их помыли? Чем? Водой? Отчистили или постирали. Кто? Где? Когда?
— Не гоните лошадей, Джек.
— Он должен был быть здесь, после того как девушка ушла. Если только... если только не она его пришила и оставила тут коченеть. Но тогда кто вынес тело? Неона. Или... все же она?
— Вы ее видели?
— Нет.
— Единственное тело, которое она способна нести, ее собственное, в чем, правда, ей нет равных, разве что вспомнить Клеопатру, царицу египетскую.
— Правда? — недоверчиво переспросил Рэйберн. — Вы уверены? Хорошо, теперь о парике, бороде и прочем маскараде. Для начала, что произошло там, наверху, в гардеробной? Молт, предположительно, надевает костюм и спускается сюда, где его ждет девушка, чтобы наклеить бороду и нацепить парик. Она идет в гостиную, а он выходит на крыльцо, затем во двор, где встречается с Винсентом, потом в гостиную, где изображает Дедушку Мороза, или как его тут прозывают, и обходит вокруг елки. Потом возвращается тем же путем обратно, и Винсент видит, как он входит в раздевальню, а девушка снимает с него парик и уходит, оставляя его одного. И больше его никто не видел. Так, а что, если кто-нибудь, тот, кто знает, что он сидит в раздевальне, заходит с улицы и отволакивает его... бог знает куда, но... Эй! — воскликнул Рэйберн. — Минуточку! А что у нас там, во дворе? Там же санки! А при них тот самый Винсент. Разве не так?
— Так.
— Ну вот! — обрадовался Рэйберн. — Мы взяли старт. Конечно, до финиша еще далеко. Я читал вашу книгу. Знаю, что вы думаете о быстрых выводах.
— Тем не менее старт вы взяли.
— Тогда двинемся дальше. Этот малый, прежде чем уйти, замечает испачканный парик и смывает пятна под краном в раковине, потом напяливает парик на лампу, а сверху еще дурацкую тиару нахлобучивает. Потом он выходит, забрасывает кочергу на ель, а тело — если, конечно, это мертвое тело — сваливает... неизвестно где. Ну, что скажете? Давайте, докажите, что я свалял дурака. Давайте.
— Мой дорогой коллега, я нахожу ваше предположение достаточно обоснованным.
— Правда?
— Однако есть проблемы.
— Какие?
— Пол, например. Ковер. На нем четкие следы мокрых меховых сапог, и больше ничего. Никакой другой обуви. И ни малейшего намека на то, что тело волокли к двери. Хорошо, допустим, его несли. Но все равно должны быть другие следы, причем в обе стороны: и от двери, и к двери, не так ли?
Рэйберн угрюмо уставился на ворсистый ковер с четкими отпечатками мокрых следов, идущих от двери. Взяв сапог, он приложил его к ближайшему отпечатку.
— Тютелька в тютельку, — сказал он. — И заметьте, сапоги все еще сырые. Здесь им не высохнуть, к тому же со вчерашнего вечера и суток не прошло. Так... что дальше? Что у нас осталось? Вторая версия: он отправился наверх, и там его пристукнули.
— А парик?
— Хорошо, ваша правда. Он отправился наверх в парике. Бог знает почему, но в парике. Он входит в гардеробную, и его ударяют кочергой, и... вот оно! Погодите, погодите! А потом ударивший выбрасывает кочергу в окно, и она застревает в ветвях!
— Возможно.
— Еще как возможно.
— А что с телом? Если Молт, конечно, к тому времени уже был мертв.
— Его тоже выбросили в окно... Постойте, не торопите меня.
— Ни за что на свете. Я лишь хотел уточнить: когда тело совершало последний полет, где был парик? Намертво вцепился в лысину, чтобы не свалиться?
Рэйберн сглотнул.
— Чертов парик, — сказал он. — Забудьте вы о нем на время. Пойдем дальше. Мне сказали, что этой своре дрессированных бандитов было приказано обыскать территорию. Так мне сказали. А что, если кто-то... ну хорошо, предположим, кто-то из их компании... уже убрал тело? Ночью? Как вам такая мысль, годится?
— Сейчас посмотрим. Кто-то убрал тело и, чтобы запутать следствие, вернул злосчастный парик в раздевальню?
— Мне лично эта идея нравится, — произнес Рэйберн с плохо скрываемым самодовольством. — Что ни говори, а все концы сходятся. Вчера вечером шел снег. Обидно, на земле нам ничего не найти.
— Пока не растает.
— В самую точку попали. — Рэйберн откашлялся. — И находка будет не пустячной. — Помолчав, он добавил: — В общем, случай для уголовно-следственного отдела. Мне придется позвонить старшему следователю, но я и так знаю, что он скажет. Он прикажет начать обыск. Послушайте, я прямо сейчас отправлюсь звонить, а вы подождите здесь, ладно?