В небе только девушки! И...я
Шрифт:
Упарился за эти дни жутко, хорошо еще, что из-за отсутствия полетов на 'птичке', снизилась нагрузка у Насти, и она взяла на себя наше хозяйство. Добровольно и чувствуя, что ее в скором времени ждет повышение. Так и произошло: понадобилось привести в порядок штурманский класс, так как из Москвы пообещали, что пришлют комиссию проверять подготовку новой части. Я назначил Настю штурманом эскадрильи, и теперь она — 'прыщик на ровном месте'. Получив на складе ватман, тушь, цветные карандаши, она усадила пол эскадрильи за оформительскую работу. Так как она жуткая аккуратистка, то девочкам доставалось по самое не хочу. В результате весь классный корпус был украшен стендами, плакатами, схемами. Нашлись бывшие чертежницы и художницы. Девочки отрывались по полной, тем более, что это здорово помогало при ответах на многочисленных зачетах и контрольных опросах. В итоге, перед первым мая из Москвы прибыла эскадра проверяющих во главе с только что назначенным командующим ВВС РККА генерал — полковником авиации Новиковым. Говорить о том, что они прибыли 'к нам' в гости, было бы огромным преувеличением: комиссия прибыла проверить боевую подготовку только что
— А почему младший лейтенант, если должность старшего или капитана? Непорядок! — это уже мне. Мне хотелось сказать, что старшина Артемьева только назначена на эту должность, и кубарик у нее появился совсем недавно, но целомудренно промолчал. Но, генерал — полковник уже зацепился за меня взглядом, и задал самый важный вопрос, ради которого, собственно и приехал:
— Капитан, а почему не по форме одеты?
— Срок не выносила, товарищ генерал — полковник, обмундирование получено после выздоровления в Главном военном госпитале в конце февраля текущего года.
— Ну, ладно, а что в госпитале делала? По женской части?
— Так точно, товарищ генерал — полковник. По ней самой. — ответил я, но тут, видя, что я завелся (лась), в наш диалог включился генерал — майор Красовский.
— Капитан Метлицкая — кадровый командир РККА, на фронте с 22–го июня. Действовала в составе 41–й разведывательной авиаэскадрильи. В октябре 41–го при выполнении разведывательного полета была атакована истребителями и сбита. После излечения вернулась обратно к нам.
— Они меня не сбили, товарищ генерал, а за землю цеплянула потому, что сил не хватило вытащить 'Пешку' из пикирования без автомата вывода. Чисто по женской части, исправляюсь.
— Сколько боевых? — спросил, вмиг подобревший, командующий.
— Восемьдесят один. Из них на разведку — 64, остальные: на ночное патрулирование в целях ПВО.
— И где легче? — я криво усмехнулся вопросу.
— Хорошо, пойдемте, технику покажете. Почему так странно стоят?
— Чтобы одной очередью бомб было невозможно все накрыть, здесь требуется четыре — пять заходов. — генералу явно все не нравилось. Вообще-то, все полки стали выставлять машины так, как немцы, но перед приездом комиссий их выставляли по линеечке. Комиссии так удобнее, не дело это сапоги генеральские пачкать. До своего назначения генерал Новиков отвечал за связь с промышленностью в ВВС, на должности он всего несколько дней. Еще не вошел полностью в роль, но с его-то талантами это дело нескольких недель. Увидев торчащие из коков пушки с дульным тормозом, он тут же сообразил, что это за машина.
— Так это же ВИ!
— Не все, товарищ командующий. Вон та — это ВИР. Высотный истребитель разведчик.
А на ее борту было намалевано 4 звездочки
— Твой?
— Мой.
— Так у тебя и сбитые есть?
— Четыре, все ночью. — подтвердил Красовский.
— Да что это происходит у Вас, товарищ генерал — майор! Где Ваше внимание такой эскадрилье? Почему опыт не передается в другие части? Почему люди не награждены? Почему штурман эскадрильи в таком звании?
Командующий разошелся, но его негодование было направлено не на нашу эскадрилью. Пусть выговорится, сейчас говорить бесполезно. Красовский не менее опытен, чем я, и он отвечал только есть, все исправим, и тому подобное. Когда Новиков устал и остановился, генерал Красовский сказал, что рекламировать создание такой эскадрильи было запрещено приказом Ставки. Генерал сделал знак рукой, адъютант подал нужную бумажку. Новиков чуть отодвинул листок, прочел.
— Это меняет дело! Показывай, капитан! — и сам откинул люк 'Пешки', взбежал по трапу, было видно, что ему не в первый раз приходилось занимать это место. Спустя минут двадцать, он запросил добро на вылет. Приказы не обсуждаются, и мы вылетели в зону. Там генерал довольно неплохо открутил фигуры высшего пилотажа, отстрелялся по мишеням. Пушки стояли уже с дульником.
— Отличная машина! За такое произведение искусства Сталинскую премию давать надо! — прогремело в СПУ. Я протянул руку к нему.
— Ты чего?
— Давайте! Я не против!
— Не понял?
— Мой техник и я — авторы этой модификации.
— Врешь!
— Как на духу. — я достал наставление по эксплуатации и показал нужную страницу командующему.
— От чертовка! Ай да девка! Дай поцелую!
После посадки он зашел в класс и штаб, и свернул комиссию.
— Все, сворачиваемся, только время теряем! Отличное подразделение, товарищ Красовский, просто образец для подражания.
Я совершенно не в восторге от того, что приходиться делать, потому, что куча времени уходит на обучение элементарным приемам. У нас есть тренажеры, где, правда без ускорений, но человек может заранее отработать тот или иной маневр, здесь приходится летать, тратить моторесурс, топливо, собственные силы, чтобы у 'курсанта' в очередной раз все не получилось. Бардак какой-то! Якобы тренажер привезли: стоящую на штыре кабину с ручками, которые держат шесть солдат, по два на ось вращения. У них перед глазами стрелочный прибор с двумя стрелками, которые они должны совмещать, вставая или приседая, или бегая туда — сюда. Посмотрел, как это дело выглядит на практике, и приказал вынести на свалку. Настоящие тренажеры, позволяющие создавать на земле практически полное ощущение полета, и которые есть в каждом полку, просто еще не изобретены. Таким образом, дело поставлено так, что выживет только талантливый летчик, который сам, с небольшой помощью инструктора, а это, в основном, советы, научится выполнять сложнейшие элементы полета, штурмовки и бомбежки. Подготовленных летчиков не дали. Причем все, в один голос, утверждают, что это лучшие из всех, с большим налетом. Действительно, практически у каждой — корочки инструктора первоначального обучения и более 200 часов налета. В наше время хватило бы чтобы палубника обучить, но, ведь инструктор первоначального обучения: это куча времени по коробочке и взлет — посадка на У-2. Только две девчонки — пилотажницы, умеют выполнять практически все фигуры, но плохо и мало стреляли, и бомбили.
Вот с ними, и с Андреем, подвесив в бомболюк связанные ФАБ-100, идем ночью бомбить Амурский мост. Мы — тройкой, Андрей — прикрывает и подсвечивает. Нас мало, а мост прикрыт дай боже! И мы вынуждены хитрить. Есть несколько типов осветительных бомб, каждая из которых используется в своем случае, и служит для зенитчиков признаком того, что ожидать, и где искать противника. Разведчики используют 'ФОТАБ', он дает очень мощную, направленную вниз, вспышку магния с предварительной очень точной задержкой. Вспышка согласована с затвором фотоаппарата, правда, только по времени, а не по радиосигналу, как сейчас. Но, и этого, чаще всего хватает, чтобы сделать качественный снимок. 'ОАБ' — осветительная бомба, горит много слабее, но довольно долго, применяется для подсветки целей при бомбардировках и штурмовках ночью. Свет не сильно направлен, но, в основном, светит тоже вниз, чтобы не мешать летчику. Некоторые осветительные светят как шар, их применяют только для бомбардировки с горизонтали. Беда в том, что скорость падения у них разная. У одних есть стабилизирующая лента, замедляющая падение, у вторых парашют, изнутри выложенный отражателем, который работает как зеркало, направляя свет. Но, посчитать одновременное срабатывание и строго на определенных высотах — можно. Вспышка 'Фотаба' заставляет большинство наблюдателей пару минут промаргиваться, поэтому решили сыграть на этом. Заходили от Днепродзержинска с северо — запада. Андрюха шел впереди на высоте 11200. Мы, вытянувшись колонной, и полностью убрав газ, планировали с 10500 до 5000 метров. Пять тысяч мы должны были иметь точно в точке атаки. Я уже приспособил всем троим опускаемые светофильтры из дымчатого американского плекса, на заводе добыл, и сделал кнопочное опускание. Под нами Карнауховка, хорошо живут немцы, даже свет не выключают, а мы с 'Первомайским подарком' летим. Голос Майи Андрейченко, стрелка:
– 'Тройка' карбюрит!
В зеркале заднего обзора вижу вырывающиеся длинные языки пламени из левого мотора ведомой.
— Третий, отворот, и в набор!
В ответ плачущий голос Женечки:
— Есть, исполняю! — она чуть прибавила газа и отворачивает влево, исчезая в ночи. Хреново! Минус один в атаке. За сто двадцать секунд до атаки голос Андрея: Сброс! Считаем секунды, высота 5200. 'Сто восемнадцать' — закрываю глаза. 'Есть' — опять Андрей.
— Точка! — это Настя.
Штурвал влево, ногу влево, чуть больше на себя, и кручу штурвал вправо, парирую, я на курсе, пикируем под углом 60, выпускаю решетки, слежу за скоростью. Цель хорошо видна, но по ОАБу пытается работать мелкокалиберная артиллерия с Безымянного. Но им и далеко, и высоко! Хрен попадут! Впереди работают только два орудия, куда стреляют непонятно. Влажнеют руки, навожусь на цель, и последовательно выполняю три сброса. Набор! Штурвал чуть подрагивает, но идет. Вывод, в зеркале мелькнули взрывы, за нами потянулись шары трассеров.
— Вывод! — голос Лили. Я прибавляю обороты, а Андрей заходит и делает второй сброс 'фотаба'. Через две минуты характерный голос Гарика:
— Командир! Три пролета в воде!
— Ура! — раздается голос Жени. Несколько раз бью по кнопке левым большим пальцем, заставляя щелчками замолчать. Идем в точку сбора. За нашей безопасностью присматривает Гарик с помощью локатора. Но, его дальность недостаточна, чтобы обеспечить стабильное обнаружение. Наоборот, у него начался воздушный бой с высотным 'Ме-110'. 'Мессер' один, штурман и стрелок у Андрея опытные. Андрей потянул выше и 'мессер' отстал. Мы же собрались у Перещепина и лезем наверх, старательно выходя из зоны действия 'Мессеров'. 12 000. Прекратил набор, сбросил обороты.