В объятьях зверя

atranquility

— Я могу ему сейчас позвонить сам, — сказал Джованни. — Проходите в дом, Деймон.

Мужчина кивнул в сторону, и Деймон, поблагодарив его, зашел внутрь, пройдя за ним и закрыв за собой дверь. К удивлению Деймона, Джованни дозвонился до сына достаточно быстро, чем только подтвердил его мысли о том, что номер, данный Уэсом, был все-таки неправильным. Хотя Сент-Джон разговаривал очень быстро, содержание разговора Деймону было вполне понятно. Лишь однажды между Энзо и Джованни повисло молчание: когда последний сказал сыну о том, что его ищет некий Деймон Сальваторе. Разговор продолжился лишь через несколько секунд. Деймон не знал, что мог сказать о нем Энзо своему отцу, но тот, услышав это, поднял на нового знакомого взгляд и, внимательно посмотрев на него и сказав сыну еще пару фраз, передал трубку Сальваторе.

— Деймон? — голос Энзо был очень удивленным и даже напуганным.

— Приветствую, Лорензо, — усмехнувшись, сказал Деймон. — Держу пари, уже не ожидал меня услышать?

— Честно?

Нет, — со смехом признался итальянец, и, несмотря на его первую реакцию, Деймон понял, что таким звонком он был вовсе не разозлен. — Но услышать старых знакомых я всегда рад. Деймон, что-то случилось?

— Ничего сверхъестественного и мегамасштабного, но, Энзо, нам нужно поговорить лично.

Услышав последнюю фразу, Сент-Джон напрягся. В сознании у него постепенно начала прорисовываться возможная картина всей ситуации.

— Я звонил тебе несколько раз, но телефон был отключен.

— Да, — сказал Энзо, — я сменил номер, когда вернулся в Италию. Сейчас я в Мадриде — улетел с друзьями в отпуск. Не знаю, что произошло с моей итальянской симкой, но до меня около трех дней никто не мог дозвониться, поэтому я купил здесь местную и временно пользуюсь ей.

— В Мадриде… — рассеянно пробормотал Сальваторе, потерев лоб. — Слушай, Энзо, когда ты возвращаешься?

— Самолет завтра вечером. Деймон, скажи наконец, что произошло?

— Энзо, это не телефонный разговор.

Помолчав немного, Энзо уже тише хрипло несмело спросил:

— Это касается Елены?

— Да.

И в этот момент Лорензо понял, что, скорее всего, его догадки правдивы. Внутри на мгновение все замерло.

— Мне поменять билеты?

Услышав этот абсолютно серьезный вопрос, Деймон искренне изумился, но в этот момент ощутил неподдельную теплоту где-то в области груди, когда понял, что Энзо, даже толком не зная всей ситуации, готов сорваться в аэропорт, чтобы решить все как можно быстрее и помочь им с Еленой, даже толком не зная всей ситуации.

— Стоп-стоп-стоп, — перебил его Сальваторе. — Ничего менять не надо. Я сам прилетел только вчера, и вряд ли мне удастся найти билеты на прямой рейс в Нью-Йорк так быстро.

— Подожди, — ошеломлено произнес итальянец и сделал небольшую паузу. — Ты… Прилетел в Неаполь… Из-за меня?

Деймон усмехнулся.

— Есть такое. В общем, — с шумом выдохнув, сказал он, — давай сделаем так. У тебя ведь есть номер моего телефона? Дай мне знать, когда вернешься в Неаполь, мы встретимся и все обсудим. Идет?

— Хорошо, — выдохнул Сент-Джон. — Деймон, дело точно терпит?

— За два дня Третья мировая не развяжется, обещаю.

Энзо не оставалось ничего, кроме как поверить Деймону на слово. Они разговаривали еще некоторое время, и на прощание он дал Деймону оба своих телефонных номера, чтобы, в случае чего, они могли связаться друг с другом. Еще двадцать минут назад не особо веривший в успешный исход поисков, сейчас Деймон понимал, что для него все сложилось наилучшим образом. В душе наступило спокойствие, и он, поблагодарив отца Энзо, уже хотел было уйти, однако Джованни, смягчившийся после разговора с сыном и понявший, что их, по всей видимости, связывают хорошие отношения, предложил Деймону остаться на ужин. Порядком уставший и успевший проголодаться, Сальваторе долго отказываться не стал, да и приема против знаменитого итальянского гостеприимства, пожалуй, не было. Вскоре домой вернулась мать Энзо, Антонелла, вместе с его младшей сестрой Сарой, которой на вид было не больше двадцати лет. Оказалось, что ей действительно девятнадцать и пока она живет с родителями. Деймон не успевает заметить, как на столе, за которым могло с легкостью уместиться еще человек десять, появляется столько блюд, что по ним, кажется, с легкостью можно было бы составить путеводитель по итальянской кухне: здесь и знаменитая неаполитанская паста с чесноком, томатом и оливковым маслом, и лазанья, и несколько видов салатов на любой вкус — с овощами, бобовыми или даже фруктами, и фриттата — национальный итальянский омлет — с брокколи. Конечно, радушные хозяева не обошли вниманием и напитки, угостив Деймона Capri Rosso — неаполитанским красным вином с очень ощутимым привкусом граната, о котором знают далеко не все туристы, приезжающие в Неаполь и осведомленные в большинстве своем лишь о Lacryma Christy. В просторной кухне, где приятно пахнет специями и сандалом, вдруг становится очень тепло, и речь идет отнюдь не о температуре. Поначалу Деймону приходится немного пофантазировать на тему того, где они с Энзо могли работать вместе, когда об этом с интересом спрашивает его мать, но вскоре, как это обычно случается у темпераментных итальянцев, разговор уходит в совершенно другое русло. Джованни и Антонелла рассказывают о жизни в Неаполе и о том, как переехали сюда из Палермо около двадцати лет назад, и с живым неподдельным интересом расспрашивают Деймона о Нью-Йорке, вспоминая, что Энзо там никогда особо не нравилось. Деймон признает, что после жизни в прибрежных городках очень трудно перестроится под сумасшедший ритм мегаполиса, но заверяет их в том, что в таких огромных городах, как Нью-Йорк, несомненно, тоже есть своя прелесть.

Каждый раз, когда родители Энзо вспоминают о

нем, в каждом их слове слышится невероятная теплота, и Деймон понимает: они очень его ждут. И только сейчас, сидя за одним столом с семьей, с которым он познакомился лишь этим вечером, но которая встретила его как собственного сына, он понимал, как ему не хватает вот таких обычных семейных вечеров. В семье Сальваторе тоже когда-то было так. За огромным столом по выходным собирались семьи Грейсона, Джузеппе и Миранды, и в доме непрерывно звучал звонкий смех. Дети, быстро расправляясь с едой, не хотели долго сидеть с родителями, и с их разрешения обязательно убегали играть вместе в гостиную. Стефан и Ребекка всегда с уважением и даже каким-то благоговением смотрели на Деймона: он был старше них всего на пару лет, но всегда виделся им самым смелым, умным и сильным. В такие вечера он любил рассказывать младшим брату и сестре разные фантастические истории, которые придумывал сам после прочтения древних мифов разных народов в отцовской библиотеке. Ребекка и Стефан завороженно слушали его, а затем с восторженными возгласами бежали обратно к родителям и наперебой пересказывали им то, о чем им только что поведал Деймон. Джузеппе и Лили неизменно улыбались, слушая их, а Грейсон, хлопая сына по плечу, тоже улыбаясь, прочил ему славу Толкиена. Знали ли они тогда, сколько судеб в их семье будет разрушено? Могли ли знать Лили и Джузеппе, что им не суждено будет увидеть своих детей взрослыми, увидеть их успехи, повстречаться с внуками? Мог ли знать Стефан, тогда еще совсем маленький пятилетний вихрастый мальчишка, который жутко не любил расчесываться и над которым из-за этого частенько подтрунивал Деймон, называя этот форменный беспорядок у него на голове «геройской прической», сколько боли ему придется перенести после потери родителей и какую ошибку совершить, поддавшись совершенно неуправляемому, безумному, всепоглощающему желанию отомстить за тот проклятый вечер на трассе М86? Могла ли знать Ребекка, глядя в голубые глаза своего старшего брата и слушая взахлеб его истории, о том, что однажды ей будет трудно представить без этого взгляда свою жизнь и что всего через несколько лет они окажутся связаны очень тонкой, но невероятно прочной нитью — нитью жизни их ребенка? Мог ли знать Грейсон, что когда-то откажется от собственного сына? Никто из них не знал, что им предстоит перенести. Сейчас когда-то большую и дружную семью Сальваторе, в которой очень правдивой была фраза «один за всех и все за одного» семьей было назвать трудно. Раньше Деймон не задумывался об этом: перестав доверять самым близким людям, он перестал верить в ценность слова «семья». И только сейчас, когда он оказался в настоящей семье, которая так отчаянно напоминала ему свою, лишь десять лет назад, он понимал, как ему хочется вернуться туда — в яркое детство с такими уютными летними вечерами, наполненными детским смехом и разговорами обо всем на свете. Только был ли путь назад? Деймон не верил в это. Они все слишком изменились за это время.

— Деймон, ваши предки, должно быть, тоже из Италии? — поинтересовался Джованни, помня фамилию своего нового знакомого, — Сальваторе. Предположить, что он итальянец, он не осмелился: слишком выразителен был американский акцент, с которым Деймон отчаянно боролся еще в университете.

— Мои дедушка и бабушка по отцовской линии эмигрировали в США из Италии в начале прошлого века, — объяснил Деймон. — Наверное, этим отчасти можно объяснить, почему меня всегда так тянет сюда, — рассмеялся он.

— Вы не в первый раз в Италии? — с интересом спросила Сара, и это был чуть ли не первый раз, за все время разговора, когда она в него вступила. Сестра Энзо боялась, кажется, даже пересекаться взглядом с Деймоном. Сначала он списал это на застенчивость, но теперь он ясно понимал: это было на самом деле следствием строгого воспитания. Эта скромная тихая девушка искренне изумляла его и чем-то была похожа на Елену.

— О, нет, далеко не в первый, — ответил Сальваторе. — Я люблю эту страну и частенько приезжаю сюда весной — устраиваю себе римские каникулы. Я объездил почти всю Италию с севера на юг, но в Неаполе мне довелось побывать только сейчас.

Стоит Деймону произнести последнюю фразу, как родители Энзо составляют для него целый список мест, которые в Неаполе обязан посетить каждый турист. Деймон только успевает запоминать это, и внутри ему становится жаль, что в этот раз его поездка, вероятно, не продлится больше нескольких дней.

Время течет незаметно, и Деймон не замечает, как за окном темнеет. Поняв, что ему все же стоит вернуться в отель, он еще раз искренне благодарит семью Энзо за радушный прием, а те, очарованные обаянием голубоглазого американца, оказавшегося к ним намного ближе, чем казалось на первый взгляд, берут с него обещание, что он обязательно заглянет к ним еще — если не в этой поездке, то хотя бы чуть позднее. Деймон с улыбкой кивает и, вызвав такси, вскоре уезжает. Когда он возвращается в отель, усталость берет свое — мышцы начинают ныть, а глаза слипаться, — но он еще долго прокручивает в голове прошедший вечер, не уставая изумляться искренней доброте и радушию людей, которым он, по сути, был никем, и ловя себя на мысли, что по-доброму немного завидует Энзо и в душе надеется: когда-нибудь у него будет такая же семья, главой которой будет уже он сам.