В объятьях зверя
Шрифт:
Стефан шел быстрым шагом по одному из петлявших больничных коридоров, уткнувшись в направление врача, и никак не мог понять, как в таком небольшом здании могло уместиться аж три корпуса с пятью подразделениями в каждом.
«Корпус А, этаж 2, отделение 3S, кабинет ЭКГ… М-да, будь здесь Деймон, он бы обязательно поржал над моим топографическим кретинизмом. Если бы сам отыскал это чертово отделение, конечно», — думал он и сам не заметил, как оказался у лифта, рядом с которым стояли двое человек в обычной одежде — по всей видимости, пациенты, — и трое врачей в белых халатах. Хотя, по правде сказать, одна из них, кареглазая милая девчоночка с густыми каштановыми волосами, предусмотрительно забранными в хвост, увлеченно читавшая
Стефан невольно улыбнулся, поняв, что именно у нее может попросить помощи, тем более, что два других врача увлеченно друг с другом что-то обсуждали, и прерывать их было не совсем удобно.
— Девушка, простите, — произнес Сальваторе, и она, встрепенувшись, мгновенно подняла взгляд на него.
— Что-то случилось? — звонкий голос был полон участия.
— Меня на отправили на ЭКГ. Я уже минут двадцать ищу, никак не могу разобраться со схемой этого здания, — смущенно проговорил Стефан, в этот момент и правда почувствовавший неловкость оттого, что не смог справиться с такой легкой, на первый взгляд, задачей. — Вы мне не поможете?
Парень протянул ей листок с направлением, где предусмотрительно был указан номер кабинета.
— Да, конечно, — приветливо ответила девчонка. — Вам нужно к другому лифту. Давайте я Вас провожу.
Стефан поблагодарил очаровательную девушку, но затем изумленно переспросил:
— К другому лифту?!
На его лице, по всей видимости, читался настолько искренний испуг и изумление, что Елена не удержалась от улыбки.
— Мы тоже долго не могли привыкнуть к новому зданию после того, как госпиталь перенесли сюда, — призналась она, когда они отправились к «пункту назначения». — С моим-то топографическим кретинизмом…здесь вообще беда.
— Вот, у меня тоже самое! — воскликнул Сальваторе. — Я не был готов к таким препятствиям, — посетовал он, и девушка рассмеялась. — Не думал, что этот госпиталь такой большой.
— Самый лучший и известный в городе, — пожала плечами Елена.
— Вот как… Значит, я по адресу, — усмехнулся Стефан, потерев подбородок. — Я просто не местный, приехал сюда в отпуск, и прихватило…
— Ну что ж Вы так, — добродушно и с каким-то беспокойством сказала Гилберт. — Сейчас конец весны, погода такая чудесная. Выздоравливайте скорее!
— Спасибо, — кивнул Стефан. — Не хочется потратить отпуск в таком прекрасном городе на лекарства и процедуры. Я влюбился в Сент-Огастин с первой минуты и еще много чего хочу здесь посмотреть.
— Мне, как жительнице Сент-Огастина, приятно это слышать, — по губам Елены скользнула вновь скользнула улыбка. Вы уже были в Форт Мантазас? Виды оттуда открываются великолепные.
— Еще нет: прилетел только три дня назад и успел только погулять по городу. Старый город — потрясающий! Очень атмосферное место, когда я был там, у меня появилось ощущение, что я очутился в шестнадцатом веке.
— Все туристы в восторге. Для них это часто в новинку: в США сейчас не так просто встретить здания шестнадцатого века.
За разговорами Стефан и Елена сами не заметили, как дошли до нужного кабинета.
— Вот кабинет ЭКГ, постучитесь, там очередей обычно не бывает, — посоветовала Елена.
— Большое спасибо, э… — Стефан многозначительно улыбнулся, дав своей новой знакомой понять, что он был бы не против узнать ее имя.
— Елена, — улыбнулась она.
— Очень приятно, я — Стефан, — ответил парень. — Еще раз спасибо, Елена.
— Не
— Так точно! — парень откозырял, как военный, и на этом они распрощались.
По состоянию здоровья Стефан возвращался в госпиталь еще несколько раз и почти всегда встречал там Елену: оказалось, что она проходила в этом госпитале практику — как раз в кардиологическом отделении. Ей было всего двадцать два года, и добродушный веселый паренек с такими светлыми зелеными глазами быстро вскружил ей голову. Он видел это в ее смущённом взгляде, который она старательно отводила, и не мог не признаться себе в том, что ему нравится это. Все разрушилось в одно мгновение, когда Стефан на бейдже молодого врача фамилию, от которой по телу мгновенно расходилась дрожь: Гилберт. Ему понадобилось еще некоторое время для того, чтобы убедиться во всем, и, когда он понял, что это правда, что в то солнечное утро он столкнулся с девушкой, которую так долго искал и которую, даже ни разу не видев, возненавидел всем сердцем, перед Стефаном встал выбор: забыть о былом, простить и отпустить прошлое, попытаться осознать, что девчонка не виновата в трагедии, которая произошла в его семье, и стать счастливым, дать волю только начавшему зарождаться чувству, или наконец утолить жажду мести, которая съедала его душу все эти годы, и поддаться ненависти. Стефан выбрал второе.
Это могло быть любовью. Сильной, искренней, нежной. Ведь в глубине души и сам Стефан чувствовал, что его зацепила эта скромная девчонка с глазами цвета молочного шоколада, что он был бы не против узнать ее поближе и, подобно тому, как она рассказывала ему городские легенды Сент-Огастина и показывала самые живописные места родного города, показать ей Нью-Йорк. Когда Стефану открылась правда, сначала наступил испуг: он никогда не мог подумать, что встретится с человеком, которого искал долгие годы, в таких обстоятельствах. А затем началось отрицание: Стефан всеми силами старался убить в себе чувства к Елене, пусть пока слабые, только начавшие загораться, но все-таки осевшие где-то в глубине его души, убедить прежде всего самого себя в том, что это просто интерес и симпатия. И ему это удалось. У него получилось погасить в себе этот огонек и зажечь в сердце уже совершенно другое пламя — безумный огонь ненависти и злобы, сжигавший дотла его самого. Сейчас он ничего не чувствовал по отношению к Елене, кроме отвращения, хоть и отлично помнил, что ощутил в тот момент, когда встретился с этими карими глазами.
Все могло быть по-другому. Они с Еленой могли бы стать настоящей семьей и помочь друг другу забыть ту боль, которую оба испытали в детстве. Они не были виноваты в том, что с ними произошло тогда. Если бы Стефан был честен прежде всего перед самим собой и поддался чувству, которое зародилось само по себе, без всякой подпитки мыслями о мести, если бы он позволил себе ответить на искреннюю нежность и ласку, которую дарила ему эта девушка, то сейчас не было бы того безумия, в которое превратилась их жизнь. В их доме был бы мир и покой, и Тайлер и Энзо охраняли бы его, а не следили за тем, чтобы Елена не сбежала.
Их ребенок бы не погиб.
Сейчас, наконец, в душе Стефана появилось чувство, которое стало гораздо сильнее ненависти к Елене и желания отомстить. Это была боль.
Быть может, это был мальчик. Сын. Наследник, о котором он так мечтал. Впрочем, наверное, он был бы рад и дочери: в Никки он души не чаял. И совершенно неважно, кто мать этих детей. Важно, что отец — он. Что их фамилия — Сальваторе. Что в них течет его кровь.
Виски начал действовать. Веки стали тяжелеть, мысли путаться, но среди них была одна настолько яркая, не дававшая покоя, которая теперь, наверное, всегда будет с ним. Стефан сам не заметил, как прошептал ее в пустоту одними губами: