В объятьях зверя
Шрифт:
— Срок был небольшим, удар — сильным, и… Стеф, мы сделали все, что было в наших силах.
Сальваторе запрокинул голову и шумно втянул ртом воздух, а затем вновь посмотрел на Мередит.
— Слава Богу, Елена в безопасности. У нее несколько ушибов и сотрясение, но все лечится. Через несколько недель ей можно будет вернуться домой.
Стефан рассеянно кивнул.
— Единственное… До сегодняшнего вечера ней пока лучше не заходить. Пока она без сознания и очень ослаблена.
— Спасибо, Мер, — пересохшими губами пробормотал он.
Мередит смотрела в стеклянные глаза парня и понимала: за тем, что они кажутся совершенно пустыми и безразличными, скрыт океан боли, волны которого сейчас захлестывали его с головой.
— Стефан, — он вновь отыскал взгляд теплых давно знакомых глаз, и уже не опускал свой: от него становилось немного спокойнее. — У вас с Еленой такая чудесная дочь, — девушка перевела взгляд на спавшую на руках в него Никки, а затем вновь посмотрела Стефану в глаза. — И еще будут дети, если захотите. Только нужно немного подождать. Слышишь? Все будет хорошо, — прошептала она с какой-то немыслимой уверенностью.
Сальваторе мысленно улыбнулся: Мередит всегда была такой — отзывчивой, милосердной, всегда готовой выслушать и помочь если не делом, то хотя бы словом.
— Спасибо тебе за все, Мередит, — сказал он. — Я, правда, многим обязан тебе. Спасибо за то, что ты всегда рядом.
Она поджала губы, а Стефан осторожно, чтобы не разбудить Никки, потянулся к ней, чтобы обнять.
Разговор продолжался еще около десяти минут, а после Сальваторе поторопился уехать домой.
Щуря уставшие глаза, которые невыносимо болели после бессонной ночи, всматриваясь в даль, будто бы пытаясь там что-то увидеть, хотя дорога была еще пуста, крепко сжимая одной рукой — холодный руль, а другой — телефон, и слушая на другом конце провода монотонные гудки в ожидании услышать голос своей секретарши, чтобы сказать, что в офисе он сегодня не появится, Стефан хотел только одного: напиться до такого состояния, чтобы перестать понимать, где он находится и что происходит, заснуть, стереть из памяти события прошедших часов.
Он вошел в дом, шатаясь, и быстро уложил Никки в детской. Увидев его, Энзо не поверил своим глазам: Стефан, которого он видел пару часов назад, и Стефан, представший перед ним сейчас, были будто бы двумя совершенно разными людьми. В его внешности почти ничего не изменилось — разве что, он сильно побледнел, но в глаза было страшно смотреть: они были совершенно опустошенными, какими-то безумными и невероятно испуганными. Таким своего босса Сент-Джон видел впервые.
— Как Елена? — осмелился спросить охранник, с трудом поборов отвращение.
Стефан внимательно посмотрел на него стеклянными глазами.
— Жива, — абсолютно без эмоций пожал плечами он и прошел к себе в кабинет. — Передай Тайлеру… Да и тебя это тоже касается… Меня не беспокоить.
Энзо не успел ничего ответить: уже через пару секунд Сальваторе скрылся в помещении, громко захлопнув за собой дверь.
Слова Стефана, пусть даже произнесенные вот так, немного успокоили Энзо, но легче ему не стало.
«Мне нужно с ней поговорить, как только ей станет лучше», — пронеслось у него в голове. Пока у него не было какого-то плана, он, как никто другой, прекрасно понимал, что бороться со Стефаном очень трудно, но он знал другое: он не сможет жить спокойно, если хотя бы не попытается помочь девушке, с жизнью которой так жестоко играла судьба.
Это был уже третий или четвертый стакан виски, но Стефан был абсолютно трезв. Как назло, полностью исчезла даже жуткая сонливость, появившаяся из-за того, что он не спал почти всю ночь.
Из головы не шла мысль, которая останавливала кровь, текшую в жилах.
Елена потеряла ребенка. Их общего ребенка.
Из-за него.
В глубине души, может быть, пытаясь скрыться от этого гнетущего, давящего чувства вины, Стефан пытался оправдаться,
Но какой-то голос внутри, может быть, принадлежащий тому, что люди называют совестью, душой и человечностью, твердил ему: «Ты — убийца». И слова эти отзывались эхом в каждой клеточке его тела, которое пронизывала ноющая боль, схожая с ломотой, которую обычно чувствуют, когда заболевают гриппом.
Стефан прикрыл глаза и устало провел ладонью по лицу. Голову будто бы стягивало очень тугим железным обручем. Он был бы рад почувствовать физическую боль, настолько сильную, что она смогла бы заглушить в нем все то, что он ощущал сейчас. Но ни головная боль, ни странные ощущения в мышцах, ни жуткая слабость, не отпускавшая его уже несколько часов, не могли с этим сравниться. Это было не просто чувство вины, не просто отвращение к самому себе. Это был еще и жуткий страх — от осознания того, до какой черты он дошел. И вопросы, пугавшие еще больше тем, что ответить на них он не мог: «А есть ли отсюда выход? Можно ли вернуться?»
В эти минуты впервые в жизни Стефан задумался о том, что все могло бы быть иначе. Он ведь не забыл о том, что почувствовал, когда впервые увидел Елену.
Он очень хорошо помнил тот майский приветливый солнечный день в Сент-Огастине. Какими судьбами его занесло во Флориду? А черт знает. Как Деймон и Кэтрин, Стефан тоже очень любил путешествовать, и, когда выдавалась свободная минута, он исследовал самые отдаленные уголки США. Он всегда путешествовал один, наслаждаясь спокойствием и каким-то удивительным чувством защищенности, когда ему казалось, что он сбегает от целого мира, который был ему враждебен. Всегда заезжал в маленькие городки, отдыхать от шума мегаполиса и его бессмысленной спешки, наблюдать за местными жителями, чьи отличия от жителей городов покрупнее можно было увидеть с первого взгляда. Они более степенные, оптимистичные и…какие-то живые. Стефан до безумия любил бродить по маленьким тихим улочкам и видеть добрые улыбки совершенно незнакомых ему людей, которые, сидя на балконе своего небольшое, как правило, двухэтажного дома, могли спросить: «Эй, приятель, как дела?» И понимать, что этот вопрос искренен, что этого забавного седовласого дедушку с бородой действительно интересует, как ты поживаешь, потому что у Стефана из таких, казалось бы, ни к чему не обязывающих вопросов вырастали целые беседы на час-полтора. И, когда он проходил по этой улице в следующий раз, ему могли уже крикнуть: «Стефан, здорово, дружище! Как жизнь?»
Сент-Огастин встретил его ярким солнцем и теплым приветливым ветром, в дыхании которого очень ясно ощущался соленый морской запах, открыл для него новый мир, пока не испорченный ежесекундными сигналами автомобилей и едким запахом бензина: вокруг росло много высоких пальм, напоминавших Стефану чем-то Испанию, белки в парках нередко подбегали очень близко к людям в поисках орешков или еще чего-нибудь вкусного, и совсем не боялись их. И пусть туристов здесь было на порядок больше, чем в других городах, которые он успел посетить до поездки в Сент-Огастин, в эти места он влюбился навсегда, кажется, в тот момент, когда впервые ступил на эту землю.
Поездку Стефана омрачало только одно: не давала покоя гипертония, которая развилась у него еще в юности и во многом из-за которой он оставил футбол, которым был одержим. Несколько раз увидев на тонометре слишком высокие для него цифры, Стефан, в целом, положительно относившийся к докторам и не боявшийся их, решил не шутить с этим и отправился в местный госпиталь на консультацию к кардиологу: его отпуск только начинался, и мучиться от головных болей, головокружения и ужасной аритмии на протяжении всех следующих дней, которые он планировал потратить на более интересные вещи, совершенно не хотелось.