В объятьях зверя
Шрифт:
— Оставь меня в покое.
Эта короткая фраза, стоном слетевшая с губ обессиленной девушки, лежавшей на койке неподалеку, резала без ножа, потому звучала не со злобой, не с ненавистью, а с отчаянной мольбой. Ей ничего не осталось больше.
— Елена, я не впрягался работать нянькой, — прорычал Сент-Джон, пытаясь подействовать на нее любыми методами. — Твой организм…
— Да какое тебе дело? — вдруг вскрикнула Гилберт, попытавшись подняться на локтях и задев капельницу. — С какого перепугу тебя вообще беспокоит мой организм? Сдохну, если не поем? Отлично, я давно об этом мечтаю! Я правда не понимаю, почему вы сразу не прикончили меня.
— Прекрати.
Энзо самого поражала его невозмутимость, но он искренне надеялся, что, если он сейчас не отступит, то Елена в конце концов сдастся.
Девушка почувствовала, как по щекам потекли слезы, а дыхание перехватило. Губы задрожали. Она несколько секунд смотрела на охранника, но тот прятал глаза.
— Елена, сейчас не время для истерик, — бормотал Энзо. — Тебе правда лучше взять себя в руки.
Гилберт сделала глубокий вдох.
— Взять себя в руки? — повторила она. — Ты… Ты правда такой бесчеловечный?.. — ее голос стал намного тише. — Неужели для тебя все происходящее действительно ничего не значит? Вы… Вы убили моего дядю, моего ребенка!.. Скажи, неужели вы не боитесь, что вам все это воздастся? Вы лишили жизни двух невинных людей, одному из них даже не позволив родиться, — одними губами прошептала девушка. — И даже не дрогнули…
Елена говорила тихо, но с такой болью, искренним испугом и скорбью, что Энзо было невыносимо это слушать. Сердце начинало биться быстрее, и он больно кусал губы и тяжело дышал. Энзо не был причастен ни к гибели Аларика, ни к тому безумию, которое устроил Стефан несколько недель назад, но чувствовал, что Елена абсолютно права: во всем произошедшем виноваты они все. И Стефан, и Тайлер, и он. Он слепо следовал за Стефаном все эти проклятые месяцы, выполнял его приказания, докладывал ему о каждом шаге его жены. Боялся его. И душил в себе человечность.
— Во что вы тогда верите? Что в этой жизни может вас остановить?
Ее голос звучал с изумлением, и становилось понятно, что она и сама до сих пор не до конца верит в то, что такие люди существуют.
Итальянец закрыл на мгновение глаза и сжал зубы. Внутри все горело ярким пламенем, выносить которое становилось труднее с каждой секундой.
— Ты ведь тоже будешь когда-то отцом… Неужели ты бы позволил сделать то же самое со своим ребенком?
Эти вопросы стал последней каплей. Энзо вздрогнул и мгновенно вскочил со стула, на котором сидел, кажется, испугав этим даже саму Елену. Будто бы сбегая от самого себя, он вылетел из палаты, не чуя под собой ног, ощущая, как пылают щеки. Теперь Энзо понимал, что Деймон был прав, когда запретил ему говорить Елене об их планах: сейчас она была совершенно не в том состоянии, в котором смогла бы адекватно оценить ситуацию и принять их помощь.
Деймону и Энзо пришлось принять тот факт, что им придется работать вместе. Они долго спорили о том, куда возможно будет забрать Елену после того, как все закончится, но в конечном итоге Энзо должен был согласиться с тем, что другого выхода нет, и первое время ей лучше будет пожить у старшего Сальваторе: Деймон со своими деньгами, влиятельными родителями и друзьями, конечно, был бы сильнее Энзо в борьбе против Стефана, и он прекрасно это понимал, не теша себя глупыми надеждами, что ему удастся обезопасить Елену в одиночку. Сначала они хотели забрать ее прямо из больницы, но вскоре исключили этот вариант: лишние
Сейчас каждый день они оба проводили как на иголках. В первую очередь им нужно было научиться друг другу доверять — и это оказалось самым сложным. Однако со временем, постепенно, видя, что Энзо приносит ему абсолютно всю доступную ему информацию о происходящем в доме Стефана, Деймон понял, что он действительно не намерен его обманывать, а у Энзо, когда старший Сальваторе досконально спрашивал об Елене, со временем развеивались сомнения в его неискренности.
— Все нужно сделать в четверг: у Стефана в эти дни по утрам какие-то «летучки», — размышлял Деймон, сидя за столом и кратко записывая свои выводы простым карандашом на белом листе бумаги.
— Лучше в районе десяти-одиннадцати часов, — посоветовал Сент-Джон. — В это время большинство соседей уезжает на работу: будет меньше вероятности, что кто-то заметит.
— Отлично, — рассеянно кивнул брюнет, не смотря в его сторону. — Локвуда можно вырубить хлороформом, ну на крайняк дать в нос… Хотя нет, лучше все-таки хлороформом, чтобы он не запомнил наши лица. Заберем Никки, с Еленой справимся. `Oру-то будет от последней, — усмехнулся Деймон. — Что говорят врачи?
— О выписке говорить пока рано, — отозвался итальянец. — Организм ослаблен, на лечение отвечает плохо, показатели крови скачут.
Деймон потер лоб.
— Ладно, пока у нас есть время.
— Стефан точно не знает о твоем доме в Вест-Вилледж? – спросил Энзо.
— О нем не знает даже мой отец. Я купил его четыре года назад, хотел ездить туда по выходным, на природу, но как-то не задалось.
— Ладно, — пробормотал итальянец, тяжело вздохнув.
В этот момент в помещении повисла пауза, и она продолжалась около двадцати минут, пока ее не порвал наконец Деймон, задав неожиданный вопрос:
— Слушай, Энзо, ты вроде бы неглупый парень, — начал он. — Почему ты до сих пор не забрал деньги?
Энзо перевел взгляд на него.
— Они мне не нужны.
Помолчав немного, он усмехнулся:
— А что, хочешь отблагодарить?
— Допустим.
Сент-Джон размял пальцы, отчего послышался негромкий звук, напоминавший хруст.
— Тогда… Купи мне билет до Неаполя… Когда все закончится.
Деймона несколько удивила такая просьба охранника.
— Что, полетишь восстанавливать душевное равновесие после работы у Стефана? — с усмешкой произнес он, но у Энзо на лице не дрогнул ни один мускул.
— Я хочу вернуться домой.
И в этот момент в такой простой, но такой емкой фразе, заключались, кажется, все мечты Энзо, то, кем он является на самом деле. Улыбка в одно мгновение исчезла с лица Деймона, и шутить уже не хотелось. И снова между ними возникает пауза, и Сент-Джону сейчас становилось интересно узнать ответ Деймона, с которым за эти дни они друг другу должны были доверить слишком многое. Наконец, Деймон встал, отставив в сторону стакан с остатками виски на дне, повернулся к итальянцу и спокойно, без капли сарказма, проговорил: