В океане "Тигрис"
Шрифт:
Вышеупомянутое грядущее Е. В. стремится приблизить (судя по сведениям, в книжку не попавшим) интенсивной европеизацией султаната, распродажей национальных богатств, привлечением в страну крупных сумм иностранного капитала, львиная доля которых оседает в сокровищницах дворцовой элиты и Е. В. персонально.
Один из разворотов книги посвящен путешествующему Кабусу. Вот он в аэропорту (собственном), вот на красном ковре под балдахином произносит речь, вот у камина в Белом доме беседует с президентом — здесь почему-то вид у него слегка напуганный.
Открывается книжка страничным официальным портретом: Кабус в военной фуражке, орденские планки, загорелое бородатое лицо. Чем-то он смахивает на своего заморского, ныне покойного венценосного соседа.
ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ
Теперь, год спустя, когда я готовлю к печати эти строки, положение в Омане уже иное. В Иране аукнулось — в Омане откликнулось. Революционное иранское правительство отказалось исполнять жандармские функции, отозвало из султаната войска. Их место заняли египетские наемники, срочно присланные Кабусу Садатом.
ВЗЯТЫ НА МУШКУ
На рассвете, вскоре после того как Норрис сменил меня на дежурстве — я не успел еще улечься, — раздались громкие вопли и рев мощного мотора. Оказывается, нас атаковал катер береговой охраны. Пулемет на нем был расчехлен.
Рашад долго и подробно объяснял, что мы мирные путники, никого не трогаем. На катере настороженно внимали. И удалились, на прощание довольно злобно стукнув нас кормой.
Пока шли «переговоры», дау ждала с застопоренной машиной, а мы по инерции продолжали двигаться, и буксирный трос провис. Когда же он снова натянулся, то зацепился в воде за переднюю гуару и дернул, гуара, завалившись верхним концом назад, чуть не опрокинула носовую хижину. Вездесущий Рашад пронзительно закричал. Дау сбросила газ.
Пустяковое происшествие, но поскольку оно связано с предыдущим, то впечатления от обоих слились в одно, не слишком приятное.
Пошли дальше.
Весь день была чудесная погода, море гладкое, без единой морщинки.
С утра до вечера работали. Ремонтировали капитанский мостик — опять шатается — и скамейки вдоль хижины. Карло и Герман подтягивали ослабшие веревки леерного устройства. Вот о нем я, кажется, еще не писал.
«КРАСПИЦА»
Слово взято в кавычки, потому что с настоящей краспицей, распоркой на мачте, у данной конструкции сходства почти нет.
В один из предстартовых дней на Бахрейне, заручившись разрешением Тура, я взял из запаса наших гребных весел (не рулевых, гребных, просьба не путать!) четыре штуки и просунул их между крышей кубрика и платформой на ней, так, чтобы они торчали по обе стороны.
Торчащие жерди я переплел бамбучинами. Вышло нечто вроде навеса, карнизика, на который стало возможным класть — прикрепляя, конечно, — разные обиходные вещи. А на сами жерди мы оттянули ванты (отсюда и «краспица»), сделав таким образом устойчивее мачту.
Подобное же сооружение было и на «Ра». Кстати, еще одно проявление нашей бессознательной уверенности: что на «Ра», то свято. Но «краспица» вправду нам полезна — в частности, и тем еще, что от бамбучин к бортам Карло зигзагами протянул веревку, смастерив ограждение, защитную сетку между нами и водой. «Остается посадить плющ, — изрек Асбьерн, — совсем как в старинных усадьбах». Плющ не плющ, а без лееров в океан не полагается выходить.
РЫБАЧЬЯ СЕТЬ
По правому борту берег заметно приблизился, видны даже большие деревья. Дау вдруг подтормозила, мы подумали, что снова что-то сломалось. Но они просто заметили рядом сеть. Вытащили ее, взяли десятка два рыбин, завернули в пластиковый пакет деньги, привязали пакет к сети и вернули ее на место.
Тур, наблюдая это, расчувствовался: «Как удобно, и честно, и никаких посредников, люди обмениваются плодами трудов рук своих». Карло добавил: «Жаль, что все-таки деньги, — пусть бы уж прямо поменяли рыбу на рубаху или штаны». — «И пусть бы не было вокруг пулеметов», — продолжил я, не забывший свидания с полицейским катером. Тур, однако, не принял шутки, взглянул на нас печально, и на секунду у него появилось сходство с Альбертом Эйнштейном на знаменитом фотопортрете.
Добрый, славный Тур. Неколебима его вера в человека, а любовь к себе-подобному неистребима. И пусть у иных его активность во имя Мира вызывает ухмылку снисхождения: дескать, что за идеалист-утопист — собрал на лодке людей из разных стран, поднял флаг ООН и хочет решить проблему. Скептикам Тур противопоставляет свою Веру, свою выстраданную и выкованную убежденность. Да, идеи его не грешат голым прагматизмом, но если бы мир состоял из Хейердалов, не было бы проблемы Мира и Войны.
К ОСТРОВАМ СУАДИ
Вчера мы попросили наших шефов на Бахрейне, чтобы они добились для нас разрешения на заход в Маскат. Сегодня с утра Норман продиктовал в микрофон список экипажа с анкентыми данными, причем от меня потребовались более подробные. Бахрейн заверил, что вопрос решится, но не сразу.
На горизонте тем временем показались острова Суади. И Тур загорелся идеей: пока вопрос решается, подойти к ним, стать на якорь и поснимать «Тигрис» на кинопленку.
Есть в этой идее мягкий нажим нежданного визитера: ничего, ничего, не беспокойтесь, собирайте на стол, а я погуляю по садику. Но есть и практический смысл. Зачем нам терять сутки даром?
Норман вновь говорил с Бахрейном, и нас известили, что к островам подойти можем, но на берег высаживаться — ни в коем случае. Ну и прекрасно.
НА РЕЙДЕ
Пообедали и приступили к съемкам. Снимали отменные виды, с пальмами и пеной прибоя. И как падает в волну якорь. И как матросы «Тигриса» купаются.
Вода здесь довольно прозрачная, но замусоренная, плавают какие-то банки, деревяшки, обрывки полиэтилена. Много рыб и медуз, маленьких, фиолетовых, — позавчера такая медуза обстрекала Тору до волдырей. Чтобы неприятность не повторилась, несу спасательную службу: наблюдаю с мостика и кричу: «Слева медуза, справа медуза». И вспоминаю пионервожатого, который когда-то нервничал у озера в Юнках, пока мы — младший отряд — плескались. Теперь, мне кажется, я лучше его понимаю.