В оковах его власти
Шрифт:
—Я не знаю ситуации, но я понимаю, что сейчас рвать себе сердце по этому поводу нет никакого смысла, малыш. Все уже случилось, и, очевидно, у каждого в этой истории был выбор. Твои родные сделали этот выбор, он привел к своим последствиям. Сделали бы другой — привел бы к другим. Не надо выворачивать свою нервную систему наизнанку.
Маша опустила голову и тяжело выдохнула, не прекращая обнимать меня. Цеплялась как за спасательный круг в бушующем море.
—Просто я не ожидала, что моя нерушимая конструкция так падет и разломается. Для меня эти живые воспоминания в голове были реальными, не придуманы, это не шоу Трумана,
Воздушные замки рушатся дуновением ветра реальности, и разрушаются они похлеще бетонных изваяний.
У меня в голове проскочила нехорошая ассоциация. Для Рустама мы с Азизой тоже какое-то время были показательными, мы тоже стали примером. Он смотрел на нас и запоминал, как бывает в семье, как строить отношения. А что если он также воспринял все подобно Маше в какой-то момент? Когда стал постарше и стал понимать больше, чем хотелось бы? Кто был рядом с ним, чтобы поддержать?
Явно не я.
И очень сомневаюсь, что мать. Но даже если она, то кто теперь может обвинить Рустама в нежелании иметь такого отца, как я?
Никто. Начинать всегда стоит с себя. У всех истоков проблем моя личность.
Вместе с Машей на руках я поднимался на второй этаж, в нашу комнату, стараясь переварить обрушившуюся реальность. Хотелось стереть разъедающую боль с лица всех детей мира, которые могли пережить подобное осознание.
Массируя затылок, касаясь щеки девушки, я пытался отвлечь ее хоть как-то. Как умел. Иногда у меня возникала мысль, что я не способен на те чувства, что раньше, но потом появилась она…и вся жизнь перевернулась, вдохнув в меня глоток чистого воздуха. Открыв глаза и сорвав оковы с того уже полумертвого осколка в груди, что работало вместо сердца.
Собирая горькие слезы губами, я понимал, что никогда подобного не совершал. Вот так, оторвавшись от всего, что пережил, я не относился ни к одной. У меня ощущение, что я до этого не жил вовсе.
Все давалось через боль, страдания. Вечные качели и карусели, на которых меня тошнило, но кататься я не переставал. Иначе бы не вышло жить.
Зацепив змейку куртки, я постарался побыстрей вызволить Машу от вещей. Просто чтобы ближе к телу, так мне и ей будет спокойнее. В этом я не сомневался ни секунды.
—Замерзла, да? — ледяные губы легли на мои и прошептали беззвучно «да». Она обхватила мои щеки, и сама углубила поцелуй, слегка сжимая мою талию ногами.
ГЛАВА 14
Маша
Замерзла. Но с ним мне даже голой тепло.
Я распалялась с каждой секундой все сильнее. И когда Саша просто смотрел, и когда трогал, и даже когда думал обо мне. Я кожей ощущала эти мысли, скользящие миллионами мурашек. Запрокинув голову, тихо застонала, когда настойчивые губы скользнули ниже, ниже, ниже. В какой момент Саша остался в одних боксерах, я не поняла. Мы, утопая друг в друге, зашли в ванную, прижались к холодной стене. Коже к коже. От осознания того, что я просто обнимаю его, могу касаться волос, губ — тела, у меня в душе все переворачивалось.
Звук включенной воды заставил оторваться от такого разрывающего душу в клочья процесса и перевести непонимающий взгляд в пространство. Мы будем там? Саша открыл кран, и вода полилась в огромную широкую ванну.
—Ты замерзла,
Ткань мокрого белья сползала по ногам, скатываясь трубочкой. Вместе с касанием ткани меня прошивало от прикосновения горячих пальцев. Саша уселся на корточках перед моими ногами, обхватив сначала одну ногу, затем вторую, отбрасывая белье в сторону, в ту безобразную кучу, где уже и так покоились наши вещи. А затем он легкими касаниями поднимался вверх, уже по внутренней стороне бедра.
Мучительно медленно. Так медленно, что я молилась о том, чтобы все произошло быстрее, иначе я бы испепелилась от возбуждения под пристальным вниманием голубых глаз.
Вслед за рукой пошли губы, невесомо касающиеся от коленки и до бедер. Плавные линии вдоль тела как касания огня. Остановка чуть ниже пупка. Губы к коже. Горячее дыхание. Опаляющее. Измывающееся над моей плотью.
Соски начинало выкручивать от возбуждения, а волос прилипал к вспотевшей спине, пока Саша замер в одной позе с приставленными к оголенным ягодицам ладонями.
Поступательно массируя кожу, он словно подготавливал меня, расслабляя напрягал. Вот так вот можно назвать все, что между нами происходило, натягивая мои нервы как тетиву.
Мужская спина дернулась, и движения возобновились. Ладони по спине, губы по животу. Верх. У груди чуть съехали правее, слизывая капельку пота, катящуюся в этот момент по шее вниз.
Когда моя грудь словно по наждачке проехалась по покрытой жесткими волосками мужской груди, коленки предательски подкосились. Саша прижал меня к себе максимально близко. Между нами — его напряженный член, пульсирующий сквозь ткань боксеров. Он давил на меня и лишал рассудка.
—Ванная набралась, пойдем, — стягивая с себя последний барьер, и делая это как обычный человек, не так изящно как показывают в фильмах, но так, что я любовалась бы этим нетривиальным движением часами, он уперся о бортик, утаскивая меня за собой. Сначала забрался сам, затем помог мне, и так же плавно опустил на себя. Верхом на нем, по грудь в воде мы сидели и смотрели друг на друга. Член стоял колом, касаясь ягодиц, будоража мое сознание. Между ног давно уже все полыхало, желая только одного — освобождения пороков.
Мои волосы, наполовину намокшие, прилипали к его груди, к моей. И Саша, заметив это, самостоятельно собрал их в жгут за спиной. Тем временем я несмело упиралась руками в его плечи, пытаясь понять, как мне предстоит двигаться. А в том, что это буду я, сомнений не возникало. Саша опять съехал ниже, и я вместе с ним скатилась, когда он произнес с ленивой улыбкой на лице:
—Расслабься, малыш, не стесняйся.
Очень легко сказать, но очень сложно сделать, с учетом моей неопытности. Прикусив губу, я сильнее раздвинула ноги, устраиваясь удобнее. Удобнее на человеке, который от всей ситуации неловкости или смущения явно не испытывал.