В оковах его власти
Шрифт:
Что-то внутри лопнуло и треснуло, и я смог задышать, обхватив при этом лицо девушки так сильно, что она заскулила.
Это меня исполосовало, вскрывая грудную клетку на живую, до растекающейся крови.
Я держал ее в руках и не мог отпустить, боялся, что она исчезнет. Были даже мысли, что я сплю или окончательно слетел с катушек. В мою голову тогда приходило всякое, пока руки жадно обхватывали тоненькую фигурку и сильнее впитывали в себя ее на атомном уровне. На невесомом. До потери рассудка и возможности мыслить здраво. Это звучало так нереально, что я действительно
—Не говори такого мне. Это чревато, — прошипел я, всматриваясь в широкораспахнутые глаза.
Встрепенувшись, Маша опустила взгляд, ее плечи сникли, а затем она тихо прошептала:
—Почему?
Мой взгляд опустился на ее лицо и считывал малейшие колебания. Словно я пытался понять, зачем ей врать. Но она не врала. Это же Маша. Честность — ее порок. Но было еще и сострадание. Я не хотел, чтобы меня жалели, тем более так, тем более она. Та, которая перевернула мою жизнь с ног на голову.
—Не надо говорить “люблю”, если не уверена. Не надо говорить то, что меня успокоит. Для меня это слишком серьезно. Так, что вся жизнь теперь строиться будет в другой плоскости. Я тем более теперь не отпущу тебя никогда, что бы ни случилось, в какой бы реальности мы не оказались. Нет пути назад, и отступление невозможно.
Я не рассчитывал на ее любовь в целом, но и так быстро в частности. Конечно, в душе молился хотя б о принятии, мне было бы этого достаточно. Со временем чувства, не запятнанные простой животной похотью и химией, что были между нами, возможно бы к ней пришли. Я бы положил все к ее ногам, но добился бы этого. Любой ценой и любыми средствами наперекор судьбе, року и так далее по списку.
Я бы боролся снова и снова, сражался бы как в последний раз. Просто потому что знал бы: есть за что и за кого.
Маша подняла голову и посмотрела на меня глазами, полными слез. Это резко проткнуло меня штырем точечно прямо через то место, где когда-то прошла пуля. В этот раз больнее, острее, невыносимее, да и вообще ее слезы каждый раз вызывали во мне более острую реакцию, чем в предыдущий. Печальнее всего было осознавать, что причина им—я.
—Я не собираюсь тебе что-то доказывать, как и кричать о своих чувствах. Ты можешь мне не верить, в этом нет моей вины. Красота в глазах смотрящего. Надеюсь, ты понимаешь смысл этой фразы…И я не хочу, чтобы ты меня отпускал.
Обида читалась между строк.
Маша попыталась отстраниться от меня, но я не дал, прижав к себе так крепко, как мог. Сжав челюсть, я поднял девушку на руки и притянул к груди, сидя на полу.
Снова обидел недоверием. Снова сделал больно. Я только это и умел. Но как же сложно поверить, что такая чистая девушка смогла полюбить такого, как я. Я и она — это как две параллельные прямые, которые каким-то чудом столкнулись в пространстве вне времени.
И вместе с животным страхом, непостижимой досадой внутри все кричало от счастья, продирающегося сквозь колючие проволоки моего прошлого, что так уверенно обхватило сердце в свои стальные пожизненные оковы. Приговор без срока давности.
Маша обняла меня руками и ногами, не прекращая при этом вхлипывать.
—Что
Впервые у меня не было ответа на этот вопрос, потому что он — мое прошлое, которое я в данный момент решил оставить там, где ему и положено быть — в прошлом с Сашей Беловым, восемнадцати лет от роду. Вместе с теми, кто ушел тогда, кто ушел позднее, вместе с плохим и хорошем, что, как все мы знаем, всегда идет рука об руку друг с другом, чтобы мы наконец-то смогли различить одно от другого. Чтобы мы смогли…
—Жить, — прошептал я в ответ, зарываясь носом в распущенные темные локоны. —Жить надо дальше, Маша.
Простая истина. Простое “люблю”, но для меня оно было по размерам как вселенная. Непостижимая, бесконечная, далекая.
И в ней у меня открылись глаза, а все проблемы внезапно перестали казаться чем-то нерешаемым. Это все возможно было исправить быстро или медленно, все зависело от приложенных усилий. Все смог бы я, будь рядом только Она.
Просто по щелчку все изменилось в один момент. Я вдохнул полной грудью, я ощутил запахи запахи и вкусы этой жизни, которую я привык ненавидеть. Новорожденный Александр Белов. И он перевернул чистый лист, взял самую яркую палитру цветов, чтобы нарисовать новое, стерев обломки старого не просто выпив при этом таблетку, а прожив это все и выстояв несмотря ни на что.
Потому что иначе никак.
Иначе незачем.
Не когда ты Саша Белый.
Та ночь стала началом чего-то нового, я больше ни на минуту не сомневался ни в чем. Я шел вперед, встречая трудности с улыбкой, работал в поте лица. Снова и снова проваливался, но поднимался и шел дальше. Меня несло нечто неземное, совсем другая сила толкала вперед и непременно удерживала за руку при любом исходе: положительном или отрицательном.
И самый главный бой за сына я мужественно выдерживал, подбирая все новые и новые подходы. Я до него достучусь, тут уверенность моя становилась железобетонной. Со всем я справлюсь, всего добьюсь.
Вот только теперь власть и деньги сместились на дальнее место, теперь я серьезно рассматривал жизнь без мэрского кресла.
Наверное потому что очень многое в этой жизни я пропустил, в силу своей работы и бесконечной занятости. Я пропустил жизнь. Свою, своего сына, родных. Очень многое было поставлено на алтарь тогда, и за это я собой не горжусь. Но даже если бы можно было все вернуть вспять, я ничего бы не изменил. Все случилось так, как должно было случиться. Сейчас мне хотелось одного…
Хотелось жить.
ГЛАВА 18
МАША
Саша уходил рано утром и приходил поздно вечером почти каждый день. Наша жизнь вплеталась в канву его работы, негативные эмоции от которой я старалась нивелировать нежностью. Она была нужна ему, а следовательно, и мне. Я открыла для себя сносящий голову факт: Саша на нежность реагировал так, как реагируют на нее дети из приюта, не знавшие до этого заботы. От этого у меня волосы вставали дыбом. Вот такая теперь была наша реальность.