В оковах его власти
Шрифт:
Нет, это ведь не может быть правдой? Я рассмеялся, обхватывая лицо ладонями, толкая пальцы в кожу и глаза. Хотелось вырвать из себя жизнь. Не может быть правдой. Это просто обман зрения тогда, да? Ты же все видел своими глазами.
—Саш? — от встревоженного голоса у меня по спине мурашки пошли, а еще я боялся поднять взгляд. Я. Боялся. Посмотреть. В. Лицо. Той. Которую. Люблю. Мучительно долго пальцы стекали вниз, а голова поворачивалась в сторону Маши.
Когда девушка зашла в комнату, она уже была бледнее обычного, удерживая тоненькими ручками полотенце на груди. Мне смотреть на нее сейчас было физически
—Кто на этих фото? — коротко спросил я, все еще удерживая за хвост надежду хер пойми на что.
Маша медленно подошла ко мне, не прерывая зрительного контакта. Глаза в глаза. Но теперь я видел не страсть в ее увлажненных глазах, а страх. Он плескался на дне, но уже просматривался.
—Саш, что происходит?
Она опустилась на корточки передо мной, в паническом ужасе всматриваясь в мое лицо. Что я должен был сказать? Разламываясь пополам от ебучего шока и боли? Дрожащие руки потянулись ко мне, но я не ответил, откинувшись назад.
—Кто это? — непреклонно стояв на своем, я забивал последние гвозди в крышку гроба. Маша смотрела на меня и то бледнела, то краснела, покрываясь пятнами.
—Это мои родители, Саша.
Контрольный выстрел в голову. После такого не выживают. Я не знал, как дальше дышать, просто не мог. Грудину в щепки разнесло от атомного взрыва, и мое тело взорвалась от безумного смеха. Я смелся так, как никогда не смеялся в своей жизни, всматриваясь в лицо плачущей Маши. Она сидела на полу и плакала, пока я смеялся так отчаянно и злобно, словно тут было бы над чем смеяться.
Она не могла быть дочерью Нади. Просто не могла. Сука ты, жизнь. Ты знаешь это?
ГЛАВА 22
МАША
Когда он начал истерически смеяться, а в глазах я увидела отчаяние, заполонившее битком душу, у меня сердце остановилось буквально. Обессиленная скатилась на пол, потому что ноги не хотели меня больше держать. Пока любимое лицо искажалось в жутких конвульсиях, несмотря на разносящийся смех, в моей душе что-то леденело, покрываясь тонким слоем инея. Гадкое предчувствие уже не маячило перед глазами, оно грузно обрушилось на мою голову, принося отчаянное желание поставить все на паузу. Просто слишком страшно было в моменте.
—Сколько тебе лет? — хрипло прошептал Саша с озверевшим лицом. В нем не было больше ни единой знакомой мне черты. Сейчас на диване властно восседал Александр Белов незнакомого нутра.
—Мне двадцать один год, — голос казался сейчас малознакомым, чужим и неживым.
Саша нахмурился, всматриваясь в мое лицо. Руки плотно сжаты в кулаки, а по телу гуляли напряженные мышцы, пульсирующие словно под напряжением в двести двадцать.
Я не понимала, что происходило. Ни единой гребанной секунды. Все оставалось для меня зыбким и опустошённым сейчас. Что случилось, пока я принимала душ? Что, черт возьми? Почему за этот короткий промежуток времени жизнь перевернулась с ног на голову?
—Саша, что происходит?! — я замахнулась и ударила его по ноге. Мне казалось, что больно, но по факту, опоясывающая боль сковала меня.
Он продолжал молчать, и только напряжённая жилка на лбу стучала с такой скоростью, что я испугалась. Саша тяжело выдохнул, вцепившись в свои волосы, и опустил голову.
Дыхание стало поверхностным, а конечности попали в плен арктическому холоду. Мне казалось, что случилось что-то по истине ужасное, потому что я НИКОГДА не могла бы представить такую реакцию у непоколебимой скалы. У того, кто всегда олицетворял гребанное спокойствие и не впадал в истерики НИКОГДА. Кто был для меня оплотом надежности. Кто стал для меня всем. Тихой гаванью в бушующем море.
Саша поднял голову и посмотрел на меня покрасневшими глазами. Долго смотрел на то, как я дрожу, как я плачу, а потом молча встал и поднял меня как пушинку. Но сейчас он не прижал меня к себе, не успокоил, он просто проявил внимание, как проявляют внимание к уличной собаке, накормив ее перед тем, как уйти восвояси.
Схватив фото мамы, он притянул его к моему лицу и по слогам переспросил:
—Это твоя мама, да? Она тебя родила? Она?
Я смотрела на улыбающуюся маму и понимала, что у меня все ломается внутри. Что он хотел получить от меня? Что, черт возьми? Я не понимала! Но вместо этого слезы лились по щекам все сильнее.
—Я не понимаю, что ты хочешь! Что ты хочешь, черт тебя дери, Саша?! Я НЕ ПОНИМАЮ, — мой крик разнесся по тихому дому как звон колокола. А затем остались только тихие всхлипывания перед тем, как фото снова приставили к моему лицу, будто бы я не видела ее до этого миллионы раз!
—Она тебя родила?
Ломающимся голосом спросил еще раз Саша, снова пихая в меня колышек. Грубость его взгляда резала меня без ножа, вспарывая кожу и оголяя нервы.
—Нет, меня взяли из приюта! Ты рад? Счастлив от этого факта? Что поменяется теперь? Что тебе с этого? Да, я приемная дочь в семье, моя мама не могла родить. Она болела раком, и все это время боролась как могла. А мой папа считал, что семья придаст ей сил для дальнейшей борьбы. Вот так вот. Меня родила какая-то наркоманка и бросила под порогом местного роддома, — я кричала ему это и плакала, понимая, что меня на части разрывало. Клочьями душа вырывалась точечно прямо его руками в данный момент.
Я всегда знала, что я приемная дочка, но ни единой минуты в своей жизни я не чувствовала этого по отношению родителей ко мне. Они любили меня так сильно, как любят родные. В них я видела всю свою жизнь, счастливую ровно до момента, пока моя мама не умерла, а отец не начал спиваться. Пусть я тогда жила с бабушкой, которая старалась делать для меня максимально много, но детская травма от потери вновь обретенной мамы так просто не смогла бы затянуться. Никогда не затянется.
Саша посерел на глазах, продолжая меня удерживать. Глаза потухли и превратились в вязкую болотную жижу, в которой я теперь захлебывалась, теряя доступ к кислороду.
Голова взрывалась от догадок, но ни одна не собиралась в целостную картину. Ни одна. Только боль оставалась неизменной. По-прежнему во всем теле.
—Девушка на фото моя первая любовь. Мы встречались в тайне от семей, пока все не вскрылось. Затем она меня бросила, сказав, что отец выбрал ей жениха, и она хочет жить по вере. Твоего отца ей подобрали. Вот и все, — Саша поджал губы, а я окончательно сломалась. Жалкие осколки теперь валялись на полу вместе с теми фотографиями, что теперь укрывали его. Улыбающиеся лица на контрасте с моей рыдающей душой и разбитой реальностью.