В оковах его власти
Шрифт:
Ваха сейчас работал со спецназовцами, очень тесно контактировал с военными и готов был голову на отсечение давать в доказательство их надежности. Хваленый ГРОМ ни хрена не смог бы меня успокоить, будь они хоть трижды надежны. Я мог доверять только тем, с кем лично имел дело. С ними не имел.
—Мне б твою уверенность, Ваха. Пусть идет, но ГРОМ надо держать наготове. По крайней мере после получения координат, мы должны взять этого уебка, а то он может такие акции устраивать часто, а мне важно знать, что моя семья в безопасности.
Злость пульсировала в венах. Моя семья для меня важнее всего, и я не мог допустить
Сын изводил себя, но рвался в бой. Другого от него я ждать не мог, но при этом на свой страх и риск приказал личному «загону» Вахи страховать моего ребенка лично на месте. Незаметно, но на месте. Мы продумали все до мельчайших деталей. На случай если что-то пойдет не так — план таков, а если пойдет не так в таком варианте — план этот. Неизменным оставалось лишь то, что Рус пойдет туда с деньгами. Эта переменная оставалась на своем месте.
Эти часы до встречи, сама встреча растянулись для меня каким-то бесконечным потоком. Ожидание выкручивало нервы в мясо. Ровно до момента, пока мы не узнали, что Василиса у моей матери, я не смог успокоиться. Девушка сына неожиданно стала мне как дочь, за которую я волновался в равной степени так же сильно, как и за сына.
—Белый, они встретились, все целы.
—Принято, возвращайся, — приказал своему человеку, ощущая, как напряжение в висках сходило на «нет». Можно было выдохнуть.
Все это время Кракен сидел за ноутом и продолжал работать. Конечная цель — найти и обезвредить источник проблем.
—Он использовал множественные сервера. Точные координаты скинул тебе.
—Отлично.
Через час спецподразделение ГРОМ четко отработали по нужному объекту. Теперь человек, позволивший себе покуситься практически на святое, поплатится за свои поступки. Я читал досье на него и осознанно размышлял о том, что человек мог бы не дойти до тюрьмы. На его шее было слишком много грехов, чтобы искупить их обычным тюремным заключением.
ГЛАВА 27
МАША
Когда он ушел, я запретила себе плакать, но особо это не помогло. Никакие запреты, попытки себя успокоить не привели меня к такому нужному успокоению. Все сливалось воедино: боль, сожаление и странное ощущение пустоты, расползающегося по груди черным пятном. Глубоко втянув ртом воздух, я медленно опустилась на пол, поджав ноги.
Конечно, я не представляла сейчас возможность таких совпадений, но оно было налицо. Как в книжках, фильмах, но никак не в реальной жизни.
Могла ли я представить себе, что мы окажемся не просто чужими людьми? Что нас так много связывало, оказывается? Настолько много, что хватит на целую жизнь? Что поверить сложно в реальность происходящего? Что будет больно даже об этом думать? История навязчиво наступала на пятки.
Я слонялась по дому, снова и снова прокручивая всё это в голове. Фото были давно собраны в одну кучу и поставлены лицом в стол. Смотреть сейчас на них становилось невыносимее. Ощущая, что в голове происходил полный бардак, я решила отключиться. Лечь и ни о чем не думать. Вышло правда только поворочаться да смять простыни, пахнущие Сашей. Я уперлась лицом в ткань и жадно вдыхала аромат, одновременно с этим сдерживая рыдания. Не надо плакать. Не нужно. Это никогда не принесет облегчения, даже если сначала кажется, что стало проще. Мираж. Фикция. Проще от слез не станет никогда, мне не становилось. Вот хуже — в разы.
Он так и не сказал мне, что любит, уже и не скажет. Наверное, потому что продолжал любить только одну женщину. Свою главную женщину, оставившую после себя неизгладимый след. Как и говорила Азиза…я никто, а теперь становилось понятно, что еще и неплохая замена, потому что во мне были черты от нее. Меня воспитывала она. Недолго, но растила. Мы внешне были похожи, потому что…да, искали ребенка, хотя бы отдаленно смахивающего на родителей. Я бы не хотела поднимать моральную сторону вопроса, потому что не бралась судить тех, кто дал мне шанс ощутить себя любимым ребенком в семье.
Также я никогда не думала, что у меня могла бы взыграть ревность к собственной матери. Злости не было, но ревность точно пропускала корни, от чего я чувствовала себя форменным чудовищем. Это ведь неправильно, абсолютно точно смахивало на сумасшествие, захватившее меня целиком в свою власть. Ее Саша любил, а меня, очевидно, что нет. Факт, убивающий своей простотой, но только сейчас я смогла расставить все по полочкам.
Секс не равно любовь, и я не была дурой, чтобы это понять. Да и поступки его не то, чтобы героические, ведь да? Это просто возможности человека у власти, ему это не стоило ничего… Вероятно, он мог совершать подобное для всех, с кем он был, и лишь я увидела в этом нечто магическое, просто потому что для меня никто подобного не совершал. Обо мне давно никто не заботился, не проявлял такого внимания, не хотел так одержимо. Я не купалась в вожделении, не становилась ни чьей зависимостью.
Обычная девочка из провинциального городка с самыми простыми родителями, один из которых умер от рака, а второй планомерно спивался до некоторых пор. Без средств и связей, без богатства, но не лишена, возможно, шарма. На этом все.
Здесь из груди все-таки вырвались отчаянные рыдания. Обняв подушку, я ощутила себя фарфоровой куклой, упавшей вдруг с большой высоты и разлетевшейся мелкими осколками по полу. Я не знаю, в какой момент все-таки отключилась, но это свершилось. Только во снах меня продолжало преследовать несменное: Саша и моя мама в объятиях друг у друга. Смотреть на это было невыносимо, но даже во сне я не смогла бы ничего изменить, потому что факт оставался фактом. Мужчина, которого я любила, имел отношения с моей матерью, и до сих пор ее любил, если судить по его реакции на открывшийся факт. По той боли, что четко прорисовывалась на лице, когда я ответила на поставленный вопрос. По реакции после, по уходу. Все кричало об очевидном.
Проснувшись словно по щелчку, я резко встала с кровати, ощущая безумную тошноту вкупе с головокружением. На ватных ногах я шла куда-то в поисках телефона, но дойдя до лестницы, осела на пол, удерживаясь за поручень. Охранник, стоявший в этот момент внизу у двери, что-то говорил и начал двигаться в мою сторону, но уши забились как будто стекловатой. Мне казалось, что жизнь покидает меня. С каждой секундой держать веки открытыми было все сложнее и сложнее, пока они не закрылись, погрузив меня во мрак.