В оковах его власти
Шрифт:
Он первым отключился, а я еще долго смотрела в экран телефона, силясь перевести эмоциональный фон. Переключиться. Не выходило, как ни старайся. Я сначала набрала сообщение вдогонку к неудобному разговору, и тут же стерла его.
Снова набрала подрагивающими пальцами уже другое. И стерла. Не то. Унизить его жалостью было недопустимо, но проявить поддержку другим способом у меня не получилось. И я оставила ситуацию, как есть. Неприглядной. Грязной.
Саша появился перед моими глазами внезапно, я аж от неожиданности подскочила на месте. На нем не было
—Я срал на эти выборы, мне на эту должность…
Колкий взгляд прошелся по мне лезвием и, чуть задержавшись, вернулся в исходную точку. Вникуда.
—Где я тебе высру картину дружной семьи? Ты вообще думаешь, что ты несешь? — по искаженным чертам лица было понятно, что дело — дрянь.
Я решила не мешать и скрылась в зале, усевшись на широком кожаном кресле. Пальцы намертво прилипали к поверхности, а по спине гуляло волнение.
—Мой сын не согласится. Ты сам понимаешь ситуацию, зачем тогда предлагаешь это? — громкий крик разнесся эхом по дому.
А затем я услышала стук-грюк, словно кто-то нехило так приложился кулаком о стол. Кто-то очень злой. Замирая от шока, я не решалась встать. Саша первым нашел меня и опустился на корточки на уровень моих глаз. В них — нерешаемая проблема и свой бой. В мои — желание помочь и неспособность это совершить.
—Прости, напугал, да? — он скосил взгляд на мои руки, сложенные по обе стороны от меня. Намертво прилипшие. —Довели. Сначала сын со своим непроходимым упрямством. Сейчас еще пиарщик начинает качать мою нервную систему, я так устал. От всего. И голова не проходит. Я скоро сойду с ума.
Он сложил голову мне на колени и уселся на кафельный пол. Мои руки сражу же переместились к спутанным кудрявым волосам.
—Я могу помочь? — прошептала, наклонившись к уху, оставляя вместе с тем нежный поцелуй.
—Просто давай посидим вот так. Так хорошо.
Он сидел на полу, пока я массажировала голову, мысленно прося вселенную дать мне возможность забрать эту боль.
—С Рустамом виделся, да? — на свой страх и риск я спросила то, о чем явно сейчас не следовало узнавать.
—Да. По-прежнему ненавидит, по-прежнему меня, — неживым голосом ответил Саша. У меня сложилось впечатление, что ненавидели и меня.
—Он знает о нас?
—Нет, Маша. Дальше проявлений ненависти как-то не зашло. Я также не собираюсь ему об этом говорить.
Последняя фраза возымела должный эффект. Не то пощечины, не то макания в грязь. Или я просто почувствовала себя грязной, накрутив ситуацию в голове? Не знаю даже.
—Пожалуйста, не заставляй меня сейчас пояснять простые вещи. Это не значит, что я не считаю нас чем-то серьезным, просто сейчас ни он, ни я, ни ты к этому не готовы. И да, о той ночи он тоже не знает. Не накручивай себя, я прошу. Мне нужна хоть где-то стабильность, я не могу разорваться в клочья. Чтобы не подохнуть в процессе. Мне по факту ты нужна. В жизни, рядом, везде. Это все, что должно тебя волновать, а остальное я решу.
Звучало из серии «ты просто будь рядом и подавай патроны». Не сказать, что мое сердце не сделало сейчас кульбит. Вместо того, что додумывать, мне надо было бы научиться…доверять, а все еще не могла поверить в то, что такой мужчина рядом со мной. И что я ему интересна. Больше, чем сексуальный объект.
—Я спрашиваю не к этому. Просто хочу тебе помочь и не знаю как. А смотреть на твои страдания мне больно.
—Он ненавидит меня, Маш, и имеет на это полное право. Отцом я был дерьмовым, — он поднял голову и посмотрел на меня больным взглядом. Красные белки глаз сверкали в полутьме комнаты.
—Не верю, ты не можешь быть плохим отцом.
Саша горько усмехнулся. Оскалился.
—Поверь мне, могу. Я им был и этим не горжусь. За грехи родителей не должны расплачиваться дети, а Рус расплатился. Меня было мало, а если и был, то это время можно соединить и получится месяц за все годы. Должность обязывала. Да и рядом…с женой я находиться не мог, потому что не знал как. Может не хотел. Это все сейчас уже неважно, Маш. Сути не поменяет.
Я перехватила его искаженное злобой лицо и нежно провела губами по морщинкам.
—Ты с такой любовью о нем говоришь, что не каждая мать так о своем ребенке говорит. Будь ты плохим отцом, ты бы не знал стольного о сыне. Не восторгался бы им так рьяно. Он жив и здоров. Ты жив и здоров, это главное. У вас все карты на руках, все возможности впереди. Ты просто пытайся с ним наладить контакт. Как получается. Путь у вас через тернии к звездам. Но вы сейчас два самых близких человека, и если и можно что-то поменять, то именно сейчас. Вам.
—Я может и с любовью, но любить меня не за что.
Мы замерли в сантиметрах друг от друга. Дыхание плавно соединилось воедино. У меня защемило сердце, и вместе с тем не переставало биться словно в конвульсиях. Язык то прилип к небу, то отказывался двигаться. Я сжимала в руках лицо Саши и, прикрыв глаза, прошептала на выдохе, ощущая, как внутренности отпустил тяжкий груз.
—Я люблю тебя. Не за что-то, а просто потому, что ты есть.
В его глазах немой вопрос, неверие переплетались с малознакомыми мне эмоциями. Я не смогла выхватить ни одну. Только лицо вдруг разгладилось. В моих же теперь устаканился страх, подспудный и какой-то очень детский.
Не дожидаясь ответа, я первая потянулась к шершавым губам, решая закрыть таким образом разговор. Я сказала то, о чем постоянно думала, но никак не могла преобразить в словесную форму.
ГЛАВА 17
САША
В своей жизни я давно уже ни на что хорошее не рассчитывал, просто не видел в этом никакого смысла. Куда прозаичнее быть реалистом, чем жить искусственно созданной реальностью. Быть тварью и жить так, как положено твари. Без радостей и счастья. И потому, когда Маша прошептала мне “люблю” глядя в глаза, я растерялся. Неожиданно упавшее на голову счастье меня придавило совсем как бетонная плита. Это было неожиданнее всего на свете в тот момент. Нужнее воздуха. Сильнее смерти. Горячее огня.