В паутине вечности
Шрифт:
– Мёртвые не говорят. Считать это преимуществом или недостатком – дело субъективное. Их могли устранить, чтобы избежать проблем в будущем. Скрыть беспредел в крупном городе не так трудно. Что здесь странного?
– Даты происшествий подозрительно часто перекликаются с инцидентами, в которых, по нашим сведениям, были замешаны бессмертные. Все они исчезли из поля зрения. Есть мысли на этот счёт?
– Намекаешь, что кто-то прикрывает грехи бессмертных, переложив вину на жертву? Да, не каждый из нас чтит закон, но не стоит преувеличивать беспринципность наших сородичей. Очень часто пропажи случаются
– Алеку не удалось добыть о нём существенной информации. Приезжий. Близких родственников, кроме матери, не имеет. Финансовое положение незавидное. Официально нигде не работал, но имеет военное прошлое. Есть вероятность, что он до сих пор жив. Других зацепок нет, так что придётся искать иголку, затерявшуюся среди городских улиц.
– Знаешь, как это сделать? – вялые перспективы на успех меня не воодушевляли.
– Пока нет, – поразительное спокойствие.
Шли часы. Вдумчиво читая страницу за страницей, я всё больше ощущала, что занимаюсь бесполезным делом. Взглянув на Роберта поверх газеты, я в очередной раз восхитилась его выдержкой и упорством. Как же мне их не хватало. Не выдержав, я отложила бумаги в сторону и полюбопытствовала:
– Кто изображён на том портрете?
Роберт неспешно дочитал текст, аккуратно сложил газету и убрал обратно в папку. Только после этого он откинулся на спинку кресла, расположил руки на подлокотниках и медленно заговорил.
– Тот, кто меня обратил пятьсот семьдесят пять лет назад, – коротко ответив, он снова замолк и выжидательно посмотрел на меня.
Настойчиво расспрашивать старейшину было бы неучтиво. К моему облегчению, он прекратил пытку молчанием и сам продолжил повествование.
– Адальберт был прежним правителем Рольштада. Будучи смертным, он успел продолжить род. Я – его далёкий внебрачный потомок.
– Поэтому он выбрал тебя своим преемником? – информация не была широко известной, чем вызвала изумление.
– Да. Советникам он не слишком доверял. Всю его законную семью уничтожили. Других наследников не оставалось. Беря во внимание военное прошлое, мне и самому чрезвычайно повезло дожить до тридцати семи лет, отделавшись всего лишь шрамами.
Выходит, что Роберт стал заложником обстоятельств и оба раза не выбирал свою судьбу. Взгляд невольно упал на шрам, из-за которого веко чуть нависало, придавая лицу задумчивости. Какая боль запечатана в этих рубцах?
– Что произошло потом?
– Алтанта бросила вызов Рольштаду. Адальберт чувствовал, что не выстоит в битве и добровольно закончил не только своё правление, но и существование, уступив часть наших территорий на западе. Алтанта преподнесла эти события как славную победу, а Церпеш оказал протекцию моей кандидатуре, опасаясь за целостность собственных границ. Конфликт посчитали исчерпанным. Обо всём остальном можно прочитать в исторических трактатах.
– Но не о чувствах главного героя событий. Как ты справился?
– Это долгий монолог, для которого ещё настанет своё время. Не щедрость вынудила меня передать существенную часть полномочий в руки совета. Слишком рано заявлять о том, что я справился.
Оценивая таким образом свои
– Научи меня.
– Прощу прощения? – в глазах собеседника зародился интерес.
– Пусть это покажется наглостью, но я прошу оказать мне помощь в развитии силы убеждения.
Довольная улыбка проявилась на губах старейшины. Неужели согласен? Поднявшись из кресла, он подошёл к камину и опустился на пол. Одной рукой он опирался на паркет, а вторую закинул на колено.
– Присаживайся, – указал он на место напротив себя.
Послушно опустившись рядом, я смиренно ждала дальнейших указаний.
– Наблюдай за огнём, – задание было простым и чётким, но совершенно непонятным.
Минуты тянулись, а картина перед глазами оставалась неизменной. Роберт, несомненно, вкладывал в процесс какой-то сакральный смысл, но постичь его мне никак не удавалось. В огне я видела только огонь, который плясал передо мной в издевательском танце. Да простит дьявол мою узколобость!
– Что ты испытываешь: умиротворение или раздражение?
– Догадайся, – не хотелось признавать, что ученик из меня посредственный, но притворство ничего не даст.
– Раздражение, злость, ярость тесно соседствуют со страхом, паникой и отчаянием. Эти эмоции выводят из равновесия и расшатывают уверенность. Сейчас ты злишься, потому что убеждена в неправильности своих действий. Боишься не справиться с поставленной целью, а ведь я просто попросил смотреть на огонь. Ничего больше.
– Поэтому ты только что прочитал целую поучительную лекцию на этот счёт. Конечно, – спрятаться за колкими доспехами было проще, чем признавать чужую правоту.
– Послушай меня, Лина. Если ты не будешь уверена в своих собственных словах и действиях, как в них поверят другие? Сломить волю сильного соперника – не то же самое, что внушить смертному забыть о последних трёх минутах его жизни.
Мне доводилось применять дар не только в этих целях, но возражать бессмысленно. Реальность такова, что я нахожусь в среде, где мои навыки действительно стоят малого.
– Тогда продолжим.
– Теперь посмотри на огонь и попробуй сконцентрироваться на каждом языке пламени одновременно, – начинало казаться, что Роберта просто нравится издеваться надо мной с серьёзным видом, но отступать нельзя.
Стоит ли уточнять, что успехом задача не увенчалась?
– Невозможно, – смиренно ответила я, без прежнего раздражения.
– Когда смотришь в чужие глаза, в них отсутствует статичность. Не пытайся наблюдать за движением зрачка, поглощённого ответным изучением тебя. Загляни глубже. Твоя задача – дотянуться до недр разума. Посмотри сквозь огонь, и ты увидишь неподвижные дрова. Сконцентрируйся на них, и пламя из ведущего танцора превратится в размытые декорации.
Получилось. Мир сузился до треска огня в камине, обугленной древесины и красно-жёлтого зарева, ставшего фоном. От своеобразной медитации мы плавно перешли к практике. Разум правителя был недосягаемой твердыней, а вот в мою голову он входил без помех и усилий. Я чувствовала ментальную связь между нами, но обратный импульс не доходил до получателя.