В паутине жизни
Шрифт:
– Зато у нас щенок зелёный, красавец! Ему нравится, видишь, как он улыбается, - Настасья показала Нюре щенка.
Нюрка тяжело вздохнув, взяла сына за руку и повела домой, говоря:
– Пойдём уже, горе моё!
***
На следующий день Иван позвонил Урагану. Он долго слушал длинные гудки, наконец, трубку взяли:
– Слушаю!
– послышался недовольный грубый голос.
– Добрый день!
– сказал Иван, это хозяин конюшни, мне передали вашу визитку.
– А, я понял! У вас очень агрессивные женщины! Две прибежали на конюшню,
– Это вы ещё других не видели!
– хохотнул Иван.
– Значит так, мужик, платишь нам за крышу и спокойно живёшь, если нет, то никто тебе не позавидует.
– У меня нет лишних денег, мне деревню поднимать надо, расходы бешеные.
– Мне похрен! Ты мне ещё про гражданскую совесть напомни! Она у меня уже давно в коме, приходится обходиться без неё!
– Значит, не договорились!
– подвёл итог переговорам Иван.
– Я не собираюсь с тобой договариваться, ты у меня хрен отвертишься!
– Об этом ты мне потом расскажешь!
– сказал Иван и отключил телефон.
Иван ходил по гостиной кругами, думал. Время от времени останавливался перед окном, долго смотрел в него, но вряд ли что-то там видел, потому что вид у него был озабоченный. Дав очередной круг по комнате, он остановился и, услышав, что зашла Настасья, повернулся к ней. Настасья вопросительно посмотрела на Ивана. Он, покачав головой, сказал:
– Этот урод слушать ничего не хочет, надо мужиков на сход собирать.
– Ваня, давай, Никитку пошлём, он с друзьями обежит все дворы, и соберёт народ.
– Умница ты у меня, Настюша, давай пошлём. Где Никита?
– С мальчишками на лугу мяч гоняют, сейчас Катюшу попрошу, она сбегает за ним.
Настя вышла во двор, где Катюшка играла в песочнице под присмотром дремлющего на лавочке деда Василия.
– Катюша! Сбегай за Никитой, он на лужке с друзьями в мяч играет и скажи, что его папа зовёт, срочное дело хочет ему поручить.
– А пусть папа мне его поручит, я быстрее сделаю, чем Никита.
– А тебе срочное дело я уже поручила, надо сбегать и позвать Никиту.
– Хорошо, мама, тогда я побежала!
– Катюша, только вместе с Никитой сразу домой возвращайся, а то деда тебя потеряет.
– Хорошо!
– крикнула Катюшка уже от ворот и побежала вприпрыжку по улице.
Никита прибежал и, запыхавшись, спросил:
– Мам, пап, зачем звали?
– Никита! Тебе серьёзное задание, - сказал Иван, подойдя к сыну, - обегите с друзьями все дворы и соберите народ на сход. Через два часа все должны быть в клубе.
– Хорошо, папа! Мы мигом!
Никита выскочил из дома и побежал к друзьям, рассказал им о задании и они прыснули в разные стороны его выполнять. Забегали в каждый дом и сообщали о сходе в клубе через два часа.
Настя подошла к Ивану, положила голову ему на плечо и тяжело вздохнув, спросила:
– Ванечка, что же теперь будет?
– Всё будет хорошо, родная, не переживай! Отстоим и конюшню и деревню.
– Ваня! Как отстоим? У них оружие, а у нас на всю деревню три охотничьих ружья!
– Будем ориентироваться по обстановке. На сходе поговорим с народом, как мужики решат, так и будет!
В комнату заглянул дед Василий, улыбнулся и сказал:
– Милуетеся? Вот и ладно! А я пойду пройдуся маненько, на народ погляжу, себя покажу.
– Дед повернулся и пошёл на выход.
Он вышел во двор, прошёлся вокруг клумбочек, на которых цвели им посаженные цветы. Дед полюбовался ими, подправил кирпичик, выдернул травку и, подняв голову вверх, сказал:
– Бабка! Ты вишь каки цветы я посадил на твои клунбочки? Цветут! Любуися поди-ка? Ну, любуйси, а я пойду прогуляюся! Мине надоть маненько размяться, засиделси на лавочке.
Дед Василий вышел со двора и пошёл вдоль улицы. Вечер был тихим, безветренным, ни один листочек не шелохнётся, ни одна травинка не пошевелится. Солнце уже зашло, только над горизонтом розовело небо. Дед смотрел по сторонам и то, что он видел, ему нравилось. За последние пять лет деревня преобразилась, Он вспомнил, как он горевал, когда потерял Ивана, думал, век свой будет доживать в одиночестве. Особенно тяжело было по ночам, когда оставался один в своём доме. Да что греха таить, сколько было слёз пролито, только никто об этом не знает. Сердце разрывалось на части от горя, каждую ночь молил, чтобы скорее уйти к своей старухе. Да видно есть Бог, и он пожалел старика, вернулся сын домой. А теперь и помирать совсем не хочется, ведь какая весёлая жизнь начинается, деревня оживает, Бог даст, и молодёжь уехавшая потянется домой в родные края. Он шёл потихоньку, опираясь на свою палку-помощницу, обращая внимание на все изменения, произошедшие в деревне, и с гордостью думал, что это всё благодаря его сыну. Он остановился, посмотрел на небо и улыбнулся.
– Клавдея, слышь, сынок-то у нас знатный получилси!
– сказал дед, глядя на чистое небо над головой, - етить твою у корень! Значитца мы не здря жизь прожили. Токо без тобя, Клавдея, как-то мине тоскливо, хучь ты и ругалася на мене часто. Ладноть, Клавдея, можа скоро свидимся, вот токо маненько тут потопчу ишшо землю, подмогну унуков подрастить, а тоды и на покой можно, к табе. Да, ежли правду сказать, дык с тобой мине покой токо снилси. Был как та свадебна лошадь, голова у цветах, а задница у мыле.
Он шёл, здоровался со встречными односельчанами, довольно кивал головой, когда видел, что кто-то строится, кто-то дом ремонтирует, довольный тем, что деревня живёт, и никто уже не торопится отсюда уезжать. Увидел Трофима, он сидел на лавочке и курил. Дед подошёл к нему.
– Здорово, Трохвим! Куревом угостишь?
– На, кури, не жалко.
– Трофим протянул деду пачку сигарет, - ты же, дед, вроде завязал курить?
– Енто хто табе тако сказанул? Мине, Трохвим, ужо позно завязувать! У мене одна радось осталася, енто скрутить цигарку да посидеть, подымить. А вот табе, Трохвим, надоть бросать енту дурну привычку, у табе жинка, а ну как она в охотку придёть, а ты опростоволосисся!