В погоне за мечтой

Льюис Сьюзен

Наконец его ввели в длинное пустое помещение с высокими каменными стенами и окнами, до которых невозможно было дотянуться. Вдоль помещения протянулся стол, разделенный пополам решетками, проходившими сверху и снизу, чтобы исключить любой физический контакт между посетителем и заключенным.

Охранник рявкнул что-то по-португальски, указывая на стул. Решив, что ему велели садиться, Майк выполнил приказ, и тюремщик, бессмысленно ухмыльнувшись ему и выкрикнув еще несколько грубых команд, оставил его в одиночестве.

Майк огляделся, осваиваясь с окружающей

обстановкой и пытаясь заставить себя думать о том, что ему предстояло сделать. Казалось совершенно невероятным, что именно здесь он наконец встретится с Мишель, женщиной, которую он так любил, так хорошо знал и которая теперь начинала казаться ему чужой. Сколько раз он представлял себе встречу с ней, представлял, где это случится, что они скажут друг другу, что почувствуют! Тысячи всевозможных картин их свидания вставали перед его мысленным взором, но ни одна из них даже отдаленно не напоминала то, что происходило сейчас. Майк всегда думал, что они встретятся в Англии, потому что в глубине души никогда не переставал надеяться, что когда-нибудь Мишель вернется и привезет с собой их ребенка, сына, по которому он тосковал ежедневно и ежечасно, хотя ни разу его не видел.

Миновало более пяти лет после их расставания, и за это время они не обменялись ни одним словом. Майк гадал, сумеет ли он изжить в себе ту глупую гордость, которая мешала ему встретиться с сыном, и боль, которую он причинял Мишель, отсылая назад нераспечатанными ее письма и фотографии, которые, как он полагал, она вкладывала в конверты. Он знал лишь, что у него мальчик, его зовут Робби и родился он пятого октября, – но знал он об этом только потому, что Мишель сообщила его матери. Майк ни разу не попытался узнать о сыне что-нибудь еще и не хотел узнавать; он так мечтал, чтобы Мишель и Робби были с ним, что одно упоминание о них ввергало его в отчаяние. Сейчас его переполнял жгучий стыд за те страдания, которые он причинил им своим упрямством, ему оставалось только молиться, что когда-нибудь он сможет искупить свою вину перед сыном.

Услышав шаги, он повернулся к двери, гадая, что почувствует, когда увидит Мишель, и на мгновение испугался, что вновь окажется во власти любви, которую так долго держал под спудом. Он вспомнил об интрижке с Эллин, но в тот же миг дверь распахнулась и на пороге появился тюремщик.

Майк поднялся на ноги, рассматривая две неясные фигуры, ступившие в лучи яркого солнечного света. Шестым чувством он догадывался, что одна из них – Мишель, хотя слепящие лучи мешали видеть. Его охватило такое напряжение, что он едва мог дышать. Мишель двинулась ему навстречу, словно привидение, шагая по ту сторону решетки. Майк по-прежнему не мог различить черты ее лица, пока она не остановилась прямо перед ним и не повернулась к солнцу спиной.

– Майк! – прошептала она. – О Господи, Майк! – Она прижала кулак к губам и разрыдалась.

Ее лицо было покрыто засохшей кровью и пылью, волосы спутались и сбились в колтун. На нижней губе Мишель виднелся припухший шрам, вокруг левого глаза расплывался ярко-фиолетовый кровоподтек.

Майк увидел слезу на ее щеке, и ему невыносимо захотелось подхватить ее на руки и унести отсюда.

Став за ее спиной, охранник что-то прокричал, и Мишель повернулась к нему. По-видимому, он велел ей садиться. Потом он приказал то же самое Майку и, развернувшись, покинул помещение.

Когда за ним захлопнулась дверь, Майк открыл рот, но Мишель не дала ему сказать ни слова.

– Не вздумай упоминать о нем, – прошептала она. – Только не здесь. Скажи лишь – он в безопасности?

Майк кивнул, и на секунду ему показалось, что Мишель вот-вот лишится чувств.

Мишель выдавила улыбку и предприняла жалкую попытку привести в порядок волосы.

– Но этому придется положить конец, – сказал Майк. Мишель смотрела на него, широко распахнув покрасневшие глаза, и он добавил: – Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Мишель опустила взгляд на стол, потом вновь перевела его на Майка.

– Ты ставишь мне ультиматум? – чуть слышно произнесла она. – Либо я возвращаюсь к тебе, либо ты оставляешь меня здесь на произвол судьбы?

– Ради всего святого! – гневно воскликнул Майк.

Мишель содрогнулась и положила на стол стиснутые руки.

– Что с твоей губой? – спросил Майк.

Мишель кончиком пальца прикоснулась к шраму и попыталась улыбнуться.

– Видел бы ты других женщин, – сказала она.

Майк заставил себя улыбнуться в ответ.

– Мы вытащим тебя отсюда, – пообещал он.

Мишель кивнула и тут же потупила глаза, поэтому Майк не понял, поверила ли она его словам.

– Послушай, – заговорил он, подаваясь вперед. – Не знаю, сколько у нас времени, поэтому спрошу сразу: где записи показаний?

Мишель вскинула голову и изумленно посмотрела на него.

– Неужели ты всерьез полагаешь, что я скажу тебе об этом, только чтобы выбраться отсюда? – гневно осведомилась она. – Ты знаешь, сколько детей погибло…

– Мишель, они захватили Кавана, – перебил Майк.

Лицо женщины стало еще бледнее.

– Ты хочешь сказать, его тоже арестовали? Но он не имеет ни малейшего отношения…

– Его похитили. И теперь требуют выкуп.

– Господи… – пробормотала Мишель, прижав ладони к щекам.

– Так где же показания? – настаивал Майк. – Скажи мне, иначе одному Богу известно, что случится с Каваном.

Мишель потрясла головой, и из ее глаз вновь хлынули слезы.

– Говори же, черт возьми! – процедил Майк. – Возможно, это наш единственный шанс спасти его.

Мишель продолжала качать головой.

– Ты не понимаешь, – ответила она. – Я не знаю, где записи, клянусь! Если бы знала, то ради Кавана сказала бы тебе. Но их забрал Антонио. Он спрятал их. Я не знаю, где они.

Майк крепко зажмурился, чувствуя, как им овладевают гнев и отчаяние.

– Здесь есть один журналист, – поспешно заговорила Мишель, словно опасаясь его взрыва. – Том Чамберс…

– Знаю, я уже виделся с ним, – перебил Майк. – Он тоже не знает, где Антонио.

– Он должен знать, – заспорила Мишель.