В погоне за ним
Шрифт:
Я смеюсь, когда Кен украшает экран своей ультрасовременной модой, что, конечно же, смущает Энди. Приятно дать своему разуму передышку, но она недолгая, так как фильм подходит к концу. Я начинаю реветь как ребенок от того, что персонаж Энди поступает в колледж. Что, блядь, со мной не так? Это всего лишь чертов фильм.
Энди заснул у меня на руках. Я беру его на руки и несу вверх по лестнице. Внутри его комнаты я кладу его на кровать, укладываю его. На цыпочках я добираюсь до своей комнаты и, чтобы помучить себя, проверяю мобильный. Ничего. Забираюсь в постель и падаю головой на подушку.
Сегодня ночью я плачу в подушку.
На этом первый день закончен.
На второй день я — человек-робот.
Все идет своим чередом, днем перехожу в режим мамы, занимаюсь Энди и кое-какой работой в бутике. Я не перестаю думать о нем весь день. Я сильная. Я должна отдать себе должное. Кому вообще нужен мужчина? Ладно, немного переборщить и нагуглить клубы первых жен в Лос-Анджелесе кажется немного безумным и очень «я женщина, услышьте мой рев». Может, я и женщина, но я перестала реветь где-то после того, как Энди уснул. Я чувствую, как закручивается знакомая спираль, и как раз в тот момент, когда я достаю треники, Эрик стоит у моей входной двери, одетый в свою шикарную пижаму за тысячу долларов.
— Ты приехал сюда в ней? — спрашиваю я, когда он стоит на моем крыльце.
— Да, а теперь впусти меня, потому что та странная женщина через дорогу смотрит на меня из своего дома. Она похожа на Кэти Бейтс, тебе не кажется? Твой телефон заряжен на случай, если нам понадобится помощь?
— Залезай внутрь, королева драмы.
Эрик несет сумку. Он ведет меня в спальню, и мы оба забираемся в кровать. Он достает древний плеер и кладет его между нами. Затем он достает кассету с надписью «Величайшие песни о любви всех времен».
— Как прослушивание грустной музыки может помочь?
— Мое первое в жизни расставание было с парнем по имени Бобби Харт. Я до сих пор помню это, как будто это было вчера. В общем, мама дала мне эту кассету. Она сказала, что ты должен пройти через все это и выпустить все наружу.
Далее он достает пакет с зип-локом, полный миниатюрных бутылочек с алкоголем, затем еще один пакет, полный шоколадных батончиков. Вставив наушники в одно ухо, он щелкает кнопкой и нажимает «play». Я сразу узнаю мелодию: «I'm All Out of Love» группы Air Supply, которая звучит в наушниках.
Черт, это чертовски больно.
Я напеваю вместе с ней, не в такт, и когда боль становится сильной, маленькая бутылочка джина онемевает, и боль становится немного меньше. Но после кайфа наступает падение, которое происходит где-то в песне Шинейд О'Коннор «Nothing Compares to You». Даже Эрик начинает плакать, и как раз тогда, когда наши слезы казались неудержимыми, мы теряем себя в шоколаде и переходим к скотчу. Скотч, кажется, творит чудеса, мы используем наши госпел-голоса и слишком драматичные жесты рук для «Hero» Мэрайи Кэри, но затем мы достигаем дна. Уитни Хьюстон начинает петь «I Will Always Love You».
— Эрик, я скучаю по нему. Он сказал, что любит меня, — открыто плачу я.
— Я знаю. Мне тоже не хватает его присутствия рядом. Он действительно любит тебя, Адриана.
—
Эрик открывает бутылку водки и протягивает ее мне: — Ему нужно во всем разобраться. Стало тяжело. Он вернется.
Я выпиваю бутылку одним махом, издавая хрип, когда жжение проникает в мое горло: — Ты не можешь этого знать.
— Клянусь своей винтажной сумкой Chanel, он вернется.
— Эрик, ты не можешь поклясться в этом. Ты любишь эту сумку.
— Ладно, ты права. Я клянусь своими мокасинами от Армани.
— Те, что из крокодиловой кожи?
— Ага.
— Ты ненавидишь эту обувь. Ты сказал, что они жмут тебе пальцы ног, и ты боишься, что у тебя будет грибок на ноге, и люди будут смеяться над тобой на улице.
— Разве я это говорил?
— Говорил. Вернись к ругани на сумке.
Возможно, это был не тот мужчина, которого я хотела видеть сегодня в своей постели, но прижиматься к Эрику — второе дело.
Я не плачу сегодня.
Вместо этого меня мучают кошмары.
***
Следующие несколько дней я действовал так, как сказал Эрик. Главным из них было чувство вины. Я могла быть расстроена и пьяна, но я не имела права называть Чарли так, как я сделала.
Прошло пять дней, и я чувствую себя дерьмом за то, что не связалась с ней раньше, зная, что извинения вполне заслужены. Лучший способ увидеться с ней будет в ее офисе, и Эрик быстро сообщил мне, что завтра она будет на работе.
Когда Энди устроился в детский сад, я отправляюсь через весь город в офис Чарли.
Я сажусь перед ее столом и жду, когда она войдет, нервно скрещивая ноги, игнорируя раздражающую судорогу, нарастающую в коленях.
Офис небольшой, но современный и шикарный. Мать Эрика прилетела из Нью-Йорка и оформила его за один день. У нее связи по всей стране, и ее стиль — современный шейх. Офис Чарли в основном белый, а на стене висит дамасская ткань с красивым рисунком. Черный цвет выделяется на фоне белого, а за столом Чарли находятся полки, идеально выровненные с папками, книгами и фотографиями ее семьи. Стол передо мной безупречен, ни пылинки, ни одного канцелярского предмета на своем месте. Лекс и Чарли — оба помешаны на чистоте. Я не считаю себя грязнулей, но и не собираюсь устраивать скандал, если ручка окажется не на своем месте.
В комнату врывается порыв ветра, за которым следует щелчок каблуков. Я оборачиваюсь, и Чарли идет ко мне. Сначала она не замечает меня, деловито неся ноутбук и несколько папок. В ту же секунду она замирает на мгновение, едва не выронив все из рук. Собравшись с силами, она обходит вокруг и кладет все на свой стол.
— Привет, Чарли, — мягко приветствую я ее.
Она отвечает мне теплой улыбкой. Я это заслужила. Работая в тишине, она подключает ноутбук к док-станции и садится в кресло. Я не могу не заметить ее темно-серый брючный костюм. Он сидит на ней как перчатка, в сочетании с белой приталенной рубашкой. Чарли красива от природы, и в этот момент становится очевидным, почему мой брат поклоняется земле, по которой она ходит. У меня заплетается язык, я пытаюсь найти нужные слова.