В погоне за солнцем
Шрифт:
Обречена.
Иришь закрыла глаза, уже сознательно воскрешая в памяти ушедшие года. Солнечную улыбку Даррена, хмурый, но заботливый взгляд Роальда... Матушку - властную и жестокую, и отца... Отца, которого она так редко видела, но воспоминаниями о котором дорожила больше, чем всей музыкой и всеми танцами.
Она одергивала себя, чтобы ни в коем случае не начать себя жалеть, но напрасно: предательские слезы уже дрожали на ресницах, грозя вот-вот сорваться. О, какая она жалкая! Смотреть в лицо неминуемой смерти - и плакать!
Иришь вдохнула раз, другой, пытаясь успокоиться... и замерла, вдруг расслышав окончание брошенной Сумеречной фразы.
"Сердце, чернее ночи"? "Чудовище"? "Путь во тьму"?..
Что-то вдруг надломилось, и Иришь словно со стороны увидела, как разрозненные цветные стеклышки переливчатой мозаикой складываются в узор витража. Она уже знала, что увидит; знала, предчувствовала, но боялась даже представить...
Осознание пришло через несколько мгновений, протянувшихся в вечности, и тихая грусть сменилась ужасом: всепоглощающим, бесконтрольным; от которого подламываются колени и который не дает шевельнуться, сойти с места, заставляя молча и покорно принимать свою смерть...
О, Бессердечная! Как она могла не понять этого раньше? И как она могла идти с ним рука об руку, прикасаться к нему... танцевать с ним!
По рукам, и талии, еще помнящим прикосновения Эрелайна, вновь засеребрился иней.
Чудовище, проклятый, смотрящий в ночь, он ходил рядом с ними, танцевал и смеялся. Он - воплощенная смерть, живая тьма, чудовище, приносящее смерть одним прикосновением, одним взглядом, одним своим присутствием! Он - тот, кто мог погубить их всех, каждый миг, каждую секунду... Чего он выжидал? Почему не выдал себя раньше?..
"Пропала!
– с отчаянием подумала Иришь.
– Теперь точно!"
Даже Сумеречных она боялась меньше. Пусть враги, пусть вражда их тянется тысячи лет, но они хотя бы понятные, настоящие. А Эрелайн - чудовище, в глазах которого нет ничего человеческого. Одна тьма, одна разверзнувшаяся бездна... Что может быть нужно тьме?!
Она не выдержала и вскинула на него взгляд, сама не зная, что хочет просесть в нем.
Бездна и тьма, тьма и бездна, небесный колодец с искрами и росчерками звезд, далеких туманностей... пустота и ничто. Как она могла хоть на секунду поверить, как она могла принять чудовище за aelvis?!
Эрелайн перехватил ее взгляд, исполненный ужаса, брезгливости и презрения.
Перехватил - и что-то в нем, еще готовым бороться несмотря ни на что, надломилось.
А в глаза, только что таких чуждых, нечеловеческих, промелькнуло... что? Боль и отчаяние? Но...
Он разжал пальцы - и меч упал у его ног, утонув в шепчущем море трав.
Тихое, едва слышное:
– Будь по-твоему, - и его медленные, но твердые шаги.
...А сердце ее вновь дрогнуло, поверив. Потому что в его взгляде, в изуродованном маской боли лице, сейчас было, наверное, больше человеческого, настоящего, чем у самой Иришь когда-либо.
Ей вдруг захотелось закричать, остановить его - и она сам испугалась этого порыва, погасив его. Чудовище, aelari, воплощенная тьма и смерть! То, чему нет места среди людей и бессмертных.
"И он не пощадит тебя, узнавшую его тайну..."
Всего десять шагов до того, как он...
Девять.
От незваных, предательских слез все вокруг переменилось. Небо посветлело, утратив бездонную синь; травы, и листья деревьев, и ниточки седины в темных волосах Эрелайна засеребрились... Стойте! Это не слезы!
Луна, лунный свет!
...Семь шагов.
Иришь тихонько выдохнула, не в силах сдержать охватившее ее волнение и счастье - и слишком боясь выдать его раньше времени. Спасены! И больше не нужно идти на эту чудовищную сделку!
Шесть.
"Чудовищную"... Слово, горчащее злее полыни, эхом отозвалось в ней, потревожив струны воспоминаний. Радость, объявшая ее всю, отдававшая дрожью в коленях, вдруг ушла, уступив место холодному: "Но я ведь уже спасена".
А он... обречен.
Обречен - и должен уйти. Навсегда. Потому что теперь, когда маски сорваны, он не остановится ни перед чем. Слишком высокая цена за ее слабость и малодушие.
Четыре.
"Свадьба...
– прошептал чужой, незнакомо-жестокий, но такой... свой голос, что это пугало до дрожи.
– Ты ведь так не хотела ее... и так его ненавидишь. Отступись, не вмешивайся - и случится то, что должно. Сумеречная сдержит данное слово, aelari уйдет, не омрачив Беллетайн Тьмой. Он ведь все равно умрет - потому что должен умереть. Сейчас, позже - есть ли разница?.."
Три.
Одно слово на выдохе, не тронув губ:
"Есть".
...И, вскинув голову, Иришь ласково взглянула на луну.
***
Льдисто-голубые глаза Ириенн на миг озарились серебристой дымкой - и она растаяла в заливавшем поляну лунном свете.
Сумеречная потеряла драгоценное мгновение, одно-единственное, - но и его хватило Эрелайну, чтобы отпрыгнуть и, подхватив меч, встретить ее клинок своим. Сталь скрестилась в коротком: "Станцуем?"
Сумеречная прянула назад, под сень леса: так, чтобы даже самый крошечный краешек тени исчез во тьме, обступившей их.
Досадно! Это все усложняет.
Скользнуть за ней, во мрак - и вновь схлестнуться в ударах, быстрых и легких, точных и изящных в своей простоте. Клинки поют и танцуют, и в этом парном безумии, парном неистовстве ведет то он, то она. Кружево ритма фигурного вальса: шаг, второй, удар, блок, удар, уворот... Одна-единственная тревожная нота дрожит в воздухе, пронизывает саму Ночь и звенит пустотой, когда сталь умолкает.
...Удар, уворот, шаг, уворот, удар, удар - и серия быстрых аритмичных выпадов и уходов.