В поисках рая
Шрифт:
– А деятели местной культуры? Они здесь зачем?
– А затем, что музей все-таки искусства, культуры и литературы. Так, кажется, он называется? Все равно – все свои.
– Свои… Я слышал, что этот музей – отмывание денег. Не было необходимости открывать новый очаг культуры в то время, когда, например, действительно заслуженный краеведческий музей, открытый сто пятьдесят лет назад, в котором, действительно, уникальные экспонаты, влачит жалкое существование! Там штукатурка на головы посетителям сыплется! А здесь даже экспонатов интересных нет! Честное слово – отмывание денег! Вот что вывести бы на чистую воду и о чем написать!
– Прекрати! Тебе не все равно, на чьи деньги гулять? Мне вот все равно – лишь бы не на свои. Кстати, зовут за стол.
Витя и Лена поспешили занять места около блюда с красной рыбой.
– Дорогие мои! Сегодня у нас важное событие – мы празднуем открытие нового музея, нового очага культуры в нашем городе, в нашем крае. До сих пор наш Алтайский край, богатый талантами во всех областях культуры и искусства – достаточно вспомнить актера, режиссера, писателя Василия Макаровича Шукшина, актера Валерия Золотухина, поэта Ивана Жданова, кинорежиссера Ивана Пырьева… Впрочем, имена наших знаменитых земляков можно перечислять долго… Так вот, наш край до сих пор не имел музея, посвященного культуре. И вот эта досадная оплошность исправлена. Теперь у нас есть такой музей. Здесь собраны поистине уникальные фонды многих замечательных людей, оставивших след не только в культуре нашего края, но и в культуре всего мира. Это большое событие и для меня лично – всю жизнь я мечтала об открытии такого музея, я положила на его рождение много сил, энергии, и вот моя мечта сбылась! И я благодарна всем вам, кто поддержал меня! Я благодарна администрации города и края за то, что пошли навстречу, выделили под музей старое, заброшенное здание, которое тем не менее имеет славную историю – здесь в начале девятнадцатого века жил губернатор, здесь проводились дворянские собрания, устраивались театральные и поэтические вечера…
– Ага! Очень славная история, – шепнул Витя. – Губернатор-то, любитель поэзии и театра, в подвалах этого домика пленников истязал, и, говорят, жену свою в этом же подвале сгноил. Поговаривают, что это дом с привидениями.
– Ой, как романтично, – хихикнула Лена.
– … Я благодарна также за то, что были выделены из бюджета немалые средства на ремонт и восстановление этого памятника архитектуры, на воссоздание интерьера, и вот теперь мы можем созерцать всю эту красоту, приближенную к девятнадцатому веку.
– А что я говорил про отмывание денег? – снова зашептал Витя. – Говорят, отсюда новый линолеум грузовиками вывозили, как не соответствующий духу времени.
– Куда вывозили?
– Кто ж теперь скажет – куда?
– … Я благодарна деятелям нашей культуры за помощь в формировании фондов, за то, что мы все теперь будем создавать ауру этого музея – я имею в виду музыкальные, театральные и поэтические вечера, которые наши замечательные музыканты, актеры, поэты согласны проводить безвозмездно, ради повышения культуры населения нашего города и края. Я благодарна журналистам, которые в своих публикациях создавали репутацию музею, подчеркивали значимость его создания, тем самым привлекая к нему общественное мнение. Я благодарна нашим дорогим музейным сотрудникам, которые на своих плечах вынесли все тяготы ремонта, который проводился буквально силами нас самих… Дорогие мои! Самое трудное – позади. Впереди – творчество, впереди – новые открытия и достижения!
Бутылки шампанского выстрелили пробками в потолок, пена с услаждающим слух вкрадчивым шипением заполнила бокалы.
Праздник растянулся на всю ночь. Правда, многие гости удалились. Но многие остались, поскольку очаг культуры находился в мрачной, отдаленной от центра части города, где были разбиты все фонари, по ночам выли бездомные собаки и шныряли подозрительные личности. Некоторые, напившись шампанского, подкрепили впечатление водкой, затем все залили пивом, и, устав, прикорнули на пушистом ковре под белым роялем. Других сон сморил прямо за столом. Музейные сотрудники разбрелись по кабинетам, а директриса удалилась к себе, где провела ночь в комфорте на диване в гостевой. Свечи догорели, и все покрыл мрак.
Лена долго не спала. Она придвинула к окну кресло прошлого века, стоявшее в зале в качестве экспоната. Не испытывая к исторической ценности никакого почтения, забралась на него с ногами, правда, туфельки предварительно сняла. И, медленно потягивая шампанское, стала с любопытством смотреть в окно на ночной парк. Привести его в цивилизованный вид директриса не успела. И он шумел за окном листвой –
– Я здесь живу… тысячу лет. Может, меньше, не знаю. Не пыталась счесть. И вот спустя столько лет сподобилась вновь человеческое лицо лицезреть. Приятно. Особливо когда лицо такое пригожее. Вы женщина легкого поведения?… Почему я так решила? Вы вульгарно накрашены. Платье куцее какое… Вы говорите, что сейчас такая мода? Возможно. Да и для женщины легкого поведения вы безнадежно устарели… Что – вам только тридцать один? Ничего себе, «только»… Я думала, вы куда моложе… А душа какая у вас… темная. Прощайте, женщина с темной душой и насурьмленными бровями!
Дама повернулась и медленно побрела дальше. Лена обрела возможность думать: «Что это было? Привидение, о котором говорил Витек, или, не дай бог, белая горячка? Пить меньше надо! Все, завязываю! С этой журналистикой сопьешься… Стоп! Я же не разговаривала с ней, а она меня понимала! Это телепатия? Нет, я же решила – это мое пьяное воображение».
Кажется, все встало на свои места: так же темно, так же тихо посапывает головой в салате один из гостей. Однако что это? Да, вот опять… Опять шаги. На этот раз как будто по крыше. Или на чердаке? Нет, они спускаются, они приближаются к Белому залу, кто-то ходит здесь, рядом, но никого не видно. И все-таки темнота живая, в темноте кто-то есть, помимо Лены и спящих…
– Ба! Какая встреча! – прямо перед перепуганной журналисткой нарисовалась фигура женщины в черном. Вся черная: черное, облегающее платье, черные перчатки, черная шляпа с широкими полями… Фигура, почти растворенная в темноте. И на мертвенно-белом лице – смеющийся, широкий, с кроваво-красными губами рот.
– Конечно, мы не знакомы! Я же старше вас лет на… Впрочем, женщине столько лет, на сколько она выглядит, не так ли? А потому, я думаю, мы примерно одного возраста… Вам лет тридцать шесть, не так ли? Что, вам тридцать один? Ну, милочка, выглядите вы гораздо старше. Еще бы! Так малеваться… Однако ближе к делу. Вы – то, что мне нужно!.. Почему именно вы? Да я же вас насквозь вижу! Мне нужны вы, с вашими страстями, вашими комплексами, вашими мечтами… Не надо стесняться! Вы все равно ничего не сможете скрыть от меня. Вы для меня – как раскрытая книга… Кто я? Я – Княгиня! Отныне мы будем вместе! Я – в вас, с вами, для вас… Что я вижу? Много такого, что люди во все времена называют гадким, но меня это мало волнует… Главное, что я вижу – это желание повелевать, желание, чтобы перед вами преклонялись. Еще я вижу, что вы умна, сластолюбива, любите деньги, а кто их не любит? Любите власть… Но довольно. Я повторяюсь. Вам повезло, милочка, я помогу вам. Вы получите все, что хотите. И даже больше… От вас мне ничего не надо. В чем может нуждаться несчастный призрак, блуждающая душа? Мужчины, любовь, деньги? Мне, бестелесному созданию? Смешно… Нет, милочка, ничего мне не нужно, кроме желания творить добро… Кстати, как вас зовут?… Елена? Фи, как тривиально… Слушайте мой первый совет: измените имя! Отныне вы – не Елена, отныне вы… Виринея!
* * *
Так Лена Синицына стала Виринеей. Разумеется, на утро, пробудившись то ли от сна, то ли от пьяного забытья, она все увиденное ночью приписала опьянению. Она даже сообщила об этом больному с похмелья Вите:
– Витек, ночью мне снились твои привидения.
– Почему мои?
– Ну, ты же мне рассказывал про них. Вот они мне и приснились.
– Мало выпила. Я вот хорошо набрался, так и спал сном младенца.
Однако в первую же после похмельного дня ночь Лена убедилась, что это был не сон. Стоило ей заснуть, как перед ней вновь предстала Княгиня. Она материализовалась из какого-то мутного тумана. На этот раз она выглядела как живая женщина, даже румянец играл на щеках, и весело смотрела на Лену большими черными глазами.