Шрифт:
(С) К. Старосельская, перевод на русский язык, 1991.
Мальчику было девять лет, он был влюблен и знал, что это на всю жизнь. Отцу своему он, кстати, об этом сказал, предварительно попросив никому его не выдавать, но потом, поддавшись отцовским уговорам, открыл тайну и матери, хотя сомневался, что она сумеет его понять. Девочку, которую он любил, звали Эвой, она была моложе его на месяц и двенадцать дней. Эва жила с родителями в соседнем доме и приходила к мальчику по вечерам.
– А пораньше ты прийти не можешь?
– спросил он однажды.
–
– Почему?
– Папа не разрешает. Мне можно выходить из дому только когда темно.
– Я поговорю с твоим отцом, - сказал мальчик.
– Он не согласится.
– Посмотрим.
Они сидели в сарае, где у мальчика раньше жили кролики, пока кто-то неизвестный не вломился ночью и не унес их. Больше разводить кроликов мальчику не захотелось; он только попросил отца оставить ему сарай, чтоб по-своему там все устроить и чтобы никто никогда туда не входил, и отец согласился, но с условием, что осенью в сарай будут сложены дрова, которые им предстояло вместе пилить. Так оно и стало. Теперь мальчик сидел с девочкой на куче опилок - сыпких, светлых и пахучих; был вечер, тихо, и мальчик слышал стук собственного сердца и слышал, как стучит ее сердце. Когда человеку девять лет, он еще не знает, что такое желание, - тогда желание заменяют любопытство и удивление, вызываемое другим телом, и вот тут-то пересыхает в горле, сердце быстро колотится и волосы на голове встают дыбом, как на собаке шерсть. Но о том, что любопытство сильней желания, мальчик тоже не знал. Он сидел на куче опилок рядом с девочкой, водил руками по ее телу и знал только одно: что влюблен на всю жизнь.
– Приходи завтра пораньше, - сказал мальчик.
– Попробую.
– Ты правда не хочешь, чтобы я поговорил с твоим отцом?
– Папа болен, - сказала девочка.
– Может, в другой раз.
– Завтра я уже все буду знать, - сказал мальчик.
– Откуда?
– Расскажет один… мы с ним в школе учились. Обещал завтра зайти. Я ему за это клетки отдам.
– Мальчик вздохнул.
– Ничего не захотел говорить, пока не увидит клеток.
– Думаешь, он знает?
– Наверняка, - сказал мальчик.
– Знаешь, кто это? Надера.
– Надера, - повторила девочка.
– Да, - сказал мальчик шепотом.
– Брат того самого Надеры, ну, знаешь. Отец у них железнодорожник; когда уходит из дома, он этого большого Надеру запирает в погребе или привязывает за ногу цепью. Ему уже семнадцать лет. А придет его брат. И все расскажет.
– Думаешь, мы сможем?
– Если только он скажет как. Но он скажет, это точно. Видишь клетки? Мы с отцом сами делали; потянешь за веревочку, и дверцы открываются.
– Мальчик вдруг повернулся и посмотрел на девочку, но лица ее не разглядел, в темноте ему только видно было, как поблескивает стоящая в углу пила.
– Не будешь бояться?
– спросил он.
– Не знаю, - сказала она.
– Когда родишь ребенка, им придется отпускать тебя днем, - сказал он.
– Старики твои… Нечего им будет сказать. Ты будешь взрослая и сможешь делать что хочешь.
– Мне надо идти, - сказала она.
– Да, - сказал он.
– Я тебя провожу.
Он едва дождался следующего дня; извелся от нетерпения, злился, но приятель все не приходил. Опять наступил вечер, было темно, они сидели с Эвой на куче опилок, опилки были теплые, согретые теплом их тел, и тогда мальчик услышал свист. Он встал и вышел во двор.
– Почему так поздно?
– спросил мальчик.
– Не мог раньше, - ответил тот.
– Отец наклюкался и бузил. Только-только заснул. Ну, где твои клетки?
– Идем, - сказал мальчик.
Они вошли в сарай.
– Это брат Надеры, - сказал мальчик Эве.
– Того самого, которого отец сажает на цепь. За клетками пришел.
– Мне уже надо идти, - сказала девочка.
– Не хочешь подождать?
Она покачала головой.
– Извини, - сказал мальчик младшему Надере.
– У нас секрет. Подожди минутку.
– Посмотрю пока твои клетки, - сказал младший Надера.
– Хорошо.
Мальчик с девочкой отошли в угол.
– Почему ты не хочешь подождать?
– спросил мальчик.
– Он ведь для того и пришел, чтобы нам рассказать.
– Если я сейчас не вернусь, завтра меня вообще не отпустят, - прошептала девочка.
– Ты не знаешь моего отца.
Мальчик сжал ее руку.
– Ладно, - сказал он.
– Иди. Я пока тут все приготовлю. Но завтра приходи пораньше.
– А на это много времени надо?
– спросила она.
– Не знаю, - сказал он.
– Я еще никогда этого не делал. Но ребенок есть ребенок. Тут нельзя тяп-ляп.
Девочка ушла. Младший Надера смотрел ей вслед, пока она не вошла в дом и не закрыла за собой дверь.
– Что за бабеха?
– спросил он.
– Так, одна, - сказал мальчик.
– Из Варшавы?
– Да.
– Чернявая, - задумчиво проговорил гость.
– И волосы черные, и глаза.
Мальчик выставил вперед левую ногу, подбородок прижал к груди.
– Тебе не нравится?
– спросил он.
– Скажи, что она тебе не нравится.
Вместо ответа тот ударил его головой в живот, но мальчик знал своего приятеля и был к этому готов. Отец немного учил его драться, и теперь он подскочил к Надере, ударил сильно два раза и снова отскочил назад, все время помня, что ноги должны работать вместе с руками.
– Я брату скажу, - разревелся тот.
– Не боюсь я твоего брата, - крикнул мальчик; сейчас он верил в то, что говорил; уцепившись за пиджак, он тряс противника.
– Я никого не боюсь, никого.
– Потом отпихнул Надеру, и тот побежал через двор.
Мальчик вошел в дом, разглядывая на свету окровавленные руки.
– Упал?
– спросил отец.
– Нет, - сказал мальчик.
– Подрался с братом Надеры.
– Из-за чего?
– Как из-за чего?
– Ты отлично меня понял. Я спрашиваю: из-за чего была драка?
– Не могу тебе сказать, - тихо ответил мальчик.
– Мне не можешь сказать?
Мальчик с умоляющим видом показал на мать:
– Не могу.
– Это другое дело, - сказал отец.
– Ложись спать.
А потом, когда мальчик уже лежал, отец присел на кровать и наклонился над ним.