В полночь упадет звезда
Шрифт:
Телеграфист вскочил на ноги. Он посмотрел на вошедших красными от бессонных ночей воспаленными глазами. Усидев офицера, щелкнул каблуками и старательно, словно новобранец, выкрикнул:
— Здравия желаю!
Потом опустился на стул и, еще не совсем придя в себя после сна, начал яростно крутить ручку аппарата. Только услышав на другом конце провода голос человека, который ответил ему, телефонист окончательно проснулся.
— Ничего!.. Ничего!.. — крикнул он в трубку и положил ее. Потом протер глаза, порылся в карманах и, не найдя там того, что искал, повернулся к Пелиною, который находился к
— Пять!
— Пять? — удивился он. — А сигаретки у кого-нибудь не найдется?
Бурлаку протянул ему кисет:
— Угощайся, дружище!
Телефонист не спеша открыл кисет, взял листочек бумаги, изрядную щепотку табаку и, так же не спеша, стал скручивать такую толстую папиросу, что листок чуть не лопнул. Прикурив, он вернул кисет:
— Спасибо, господин курсант!
— На здоровье! А ты, братец, из каких мест? — спросил Бурлаку, никогда не упускавший случая поболтать.
— Из Путны, из самого Стрыоаны. Может, бывали когда у нас?
— Не бывал, но слыхал, что в ваших краях много вина.
— Да-да, много, и хорошее! — и он заулыбался, дружелюбно поглядывая на Бурлаку.
— У тебя виноградник есть? — поинтересовался Бурлаку.
— Есть! Невелик правда, но есть, спасибо господу богу. А вы откуда сами, господин курсант?
— Я сам моц, братец, из-под Кымпени. Небось, и слышать не слышал про Кымпень?
— Нет, слышал, слышал. Значит, вы моц, из хориевских? [9]
— Из его! Верно!
9
Xория — имя вождя крупного антифеодального восстания румынских крестьян и горнорабочих в Трансильвании в 1784 году.
— Значит, вы моц! Слышал я, что моцы — богатыри, молодцы один к другому, что им ничего не стоит гору на плечи подхватить и с ней бегом в долину спуститься… Но, видать, не все моцы одинаковы?
— Это почему так? — спросил Бурлаку, догадываясь, к чему клонит молдаванин.
— Вы уж не обижайтесь, господин курсант!.. Сильный-то вы сильный, ничего не скажешь. Но ведь моцы, говорят, такие богатыри, каких свет не видел.
— Да, а я вот не совсем такой, как остальные моцы. Это оттого наверное, что мать меня прежде времени, семимесячным, родила. Испугалась усов жандарма
— Вот это да, господин курсант! Ведь я тоже семимесячным родился! Вот какие совпадения бывают!.. Когда кончится война и вам случится проезжать через Молдову, заезжайте к нам в Стрыоаны. Спросите Штефанаке Бургеля. Меня там каждый ребенок знает. Я угощу вас стаканом такого вина, какого вы никогда в жизни не пили! Только бы поскорее покончить с этими людоедами, с этими «гитлерцами» и вернуться домой. Ведь это они — проклятые! — виноваты в том, что столько народищу побито. Чтоб их земля больше не носила, чтоб они в аду все погорели!
— Ничего, брат, позади больше остались, теперь уже ждать недолго! Не сегодня-завтра им крышка. Еще один скачок, — и с ними будет покончено!
Разговор продолжался бы и дальше, если бы в дверях не появился генерал в сопровождении подполковника Барбата, капитана Мыгуряну
Генерал был в хорошем настроении. Он грузно опустился на стул, обтирая лоб носовым платком:
— Вызови, парень, «Сирет». Господина полковника!
— Слушаюсь, господин генерал! Ему удалось быстро связаться:
— Можете говорить, господин генерал!
— Хрубару, вы сделали то, что я вам приказал? — спросил генерал оживленно. — Отлично… Хорошо. Будьте очень осторожны. В установленный час жду вас. Привет. — Он передал трубку телефонисту, потом обратился к начальнику штаба: — Дайте мне карту, Барбат. Вы, Мыгуряну, приготовьтесь писать донесение.
Генерал развернул карту на столе и начал с довольным видом изучать ее:
— Я считаю, что двух батальонов достаточно. Направление атаки…
Он не успел закончить фразу. В саду разорвался артиллерийский снаряд. Взрыв потряс дом до основания.
— Они с ума сошли! Неужели опередили?
Другой снаряд взорвался еще ближе. Потом еще один… второй… Посыпались стекла из окон дома, часть штукатурки с потолка рухнула вниз, завалила стол
Менее хладнокровно, чем обычно, подполковник Барбат обратился к генералу:
— Господин генерал, они засекли нас и теперь взяли этот дом в «вилку».
Румынские орудия ответили без промедления. В воздухе стоял оглушительный непрерывный грохот. Не имея точных данных и предполагая, что неприятель пошел в контрнаступление, румынские артиллеристы открыли заградительный огонь. Затрещали пулеметы. Постепенно в действие вступили все огневые средства, сосредоточенные на этом участке фронта Неприятельские гаубицы упрямо нащупывали свою цель — маленький дом в саду у шоссе. Один снаряд упал на дороге, другой — посреди двора. Осколки изрешетили стены дома и разворотили часть крыши. Снаряды падали один за другим. Справа… слева-впереди и позади дома… Положение становилось отчаянным, но покинуть дом было так же опасно, как и оставаться на месте. Даже еще опаснее. В доме, пока его не накрыли прямым попаданием, стены и крыша в какой-то мере спасали от осколков. Зато во дворе шел настоящий дождь из осколков.
Генерал побледнел, но сохранял спокойствие.
— Свяжите меня с командованием артиллерии. Быстро! — крикнул он телефонисту, стараясь, чтобы тот услышал его в этом адском шуме.
— Алло, Озана! Алло, Озана! Озана! Господин генерал, Озана отвечает! — крикнул телефонист, лицо которого от страха приобрело вдруг землистый оттенок.
— Алло, Молдовяну! Прицел больше! Ищите батарею гаубиц. Они обстреливают дом, в котором я нахожусь. Быстро! Положение очень серьезное!
Он бросил трубку и прислонился к стене. В это мгновение вернулся Уля, который незаметно выходил из комнаты.
— Господин генерал, — сказал он так спокойно, как будто ничего не случилось, — у этого дома есть погреб. Он не очень удобен, но все-таки более надежен, чем эти четыре стены. Разрешите предложить вам спуститься в погреб. Это будет лучше для всех нас.
Генерал не спешил с ответом. Он не хотел, чтобы его считали трусом. Но еще один снаряд, взорвавшийся прямо перед окнами и обрушивший остаток штукатурки потолка, заставил его решиться:
— Хорошо, давайте спустимся в погреб! Показывайте нам дорогу, солдат!