В полночь упадет звезда
Шрифт:
Остальные поддержали его. И так как им показалось, что Уля подсмеивается над ними, они почти возненавидели его. Даже Пелиною и тот был обозлен.
— Перестань задаваться, — набросился он на Улю. — Ты почаще вспоминай поговорку про того кота, которому не всё масленица. Боюсь, как бы мы и тебя не нашли однажды с пробитой башкой. Но если тебе жизнь не дорога — это твое личное дело, а мне еще хочется жить. А если уж умирать, то умирать, падая «лицом к врагу», как говорил один поэт. Подыхать же подобно заколотой скотине, не видя, кто наносит тебе удар, и не
— Что меня возмущает, — нашел нужным прибавить Мардаре, — это абсолютная бездарность нашего Второго отдела. Подумайте только! Убит среди бела дня младший лейтенант, несколькими часами позже заколот Томеску, — а они хоть бы пошевелились! И зачем они только небо коптят, если не могут найти виновника!
И такие разговоры шли из вечера в вечер.
С другой стороны, шифровальщики как бы выросли в глазах писарей, сержантов, старшин и даже некоторых офицеров.
— Смотри, это ребята из шифровального! — толкал кто-нибудь своего соседа, видя, как они группой возвращаются к себе на квартиру.
Сознавая, что они являются предметом всеобщего почтительпого внимания, шифровальщики принимали невольно серьезный и даже торжественный вид. Разговаривали они солидно, неторопливо, взгляд их выражал значительность и сосредоточенность. Они уже не перекидывались шутками, как прежде, старались держаться поодаль от остальной, штабной братии. В часы отдыха, когда на улицах бывало людно, они испытывали особое удовольствие, проходя плечо к плечу с серьезными и значительными лицами перед этой толпой, которая, казалось, готова была приветствовать их как героев.
Это не мешало им, возвращаясь поздно ночью к дому, где они размещались, бояться собственной тени. Для того чтобы подбодрить себя, они громко все сразу разговаривали, направляя лучи своих фонарей во все стороны.
Приходя домой, шифровальщики запирали двери, занавешивали окна, и уж никто не претендовал на широкую лавку, которая стояла под самым окном и из-за которой вначале, поселившись в этом доме, они подолгу спорили и в конце концов решали спор жребием.
В этот вечер шифровальщики давно должны были бы отправиться отдыхать, но они ждали капитана Смеу, которого вызвал к себе генерал.
Они начали терять терпение, когда капитан появился в дверях. Он был задумчив, сосредоточен, а это значило, что у него есть для них важное сообщение.
— Ребята, — начал капитан, — завтра утром три человека поедут вместе с господином генералом в деревню, куда-то возле самой линии фронта. Кажется, пришло время подниматься и нам с места, и господин генерал хочет лично познакомиться с обстановкой. Поедут: Бурлаку, Барбу и Пелиною. Завтра утром в четыре часа быть возле штаба. Я тоже еду с вами. Берем с собой шифровальную машину. Я сам ее сейчас подготовлю. Вы, Уля, останетесь мне помогать. Остальные свободны. Спокойной ночи!
Барбу Василе подошел к письменному столу капитана Смеу:
— Господин капитан, прошу меня кем-нибудь заменить.
Капитан Смеу удивленно взглянул на него и, с трудом скрывая
— Почему?
— Господин капитан, я болен. У меня температура. Сегодня я кое-как дотянул, но боюсь, что завтра мне не подняться с постели. Не знаю, где это меня угораздило, но чувствую, что ужасно простужен. Чем тащить меня с собой без пользы, лучше заменить кем-нибудь. Боюсь, что я чего-нибудь напутаю, а потом от нас потребуют повторения радиограммы. До сих пор я вас никогда не подводил, и мне не хотелось бы этого делать и в будущем. Впрочем, вы знаете, что я еще никогда не отказывался от работы.
— Он болен, господин капитан, — подтвердил Бурлаку. — Весь день дрожит как собака. Я ему уже говорил, чтобы он сходил в санчасть, но он меня не послушал.
Капитан Смеу внимательно взглянул на Барбу. Тот действительно выглядел плохо. Глаза глубоко запали и блестели как в лихорадке, лицо побледнело, а на щеках выступил нездоровый румянец. Сутулые плечи еще больше сгорбились и слегка дрожали.
— Хорошо. Я согласен. Пусть едет кто-нибудь другой.
— Если позволите, я поеду! — предложил Уля Михай.
— Уля вас заменит. Теперь идите спать.
На следующий день утром в указанное время все трое шифровальщиков ждали перед домом, где разместился штаб. Тьма еще безраздельно царила над притихшей деревней. Вскоре появился капитан Смеу, который нес шифровальную машину, а немного спустя вышел генерал в сопровождении начальника штаба и капитана Мыгуряну Ониди, начальника оперативного отдела.
На шоссе их ждали две открытые машины. В одну сeли генерал и два сопровождавших его офицера, в другую капитан Смеу со своими тремя шифровальщиками и радистом с портативной радиостанцией.
Машины двинулись к линии фронта по шоссе, разбитому во время артиллерийского обстрела.
Утро стояло холодное. Дул ледяной, пронизывающий до костей ветер. На небе одна за другой гасли звезды. Тяжелые, низкие тучи надвигались с востока, заполняя собою всё небо.
Машины мчались одна за другой по пустынному шоссе. В постепенно редеющем мраке стали видны деревья по обочинам дороги. В неверном свете утра они казались летящими куда-то уродливыми чудовищами.
К месту назначения прибыли еще до полного рассвета. Машины остановились перед домиком, притаившимся в большом саду с разросшимися яблонями и персиковыми деревьями. Генерал вышел из машины и в сопровождении начальника штаба и капитана Мыгуряну пошел к наблюдательному пункту артиллеристов.
Капитан Смеу с шифровальщиками вошел в домик.
В единственной комнате стоял стол, на котором сиротливо торчала чернильница с фиолетовыми чернилами, возле нее лежали ручки и папка с писчей бумагой. Несколько стульев и топчан в глубине комнаты составляли всю обстановку. В углу перед аппаратом полевого телефона дремал телефонист, который до того, видно, устал, что не проснулся даже тогда, когда в комнату, громко разговаривая и стуча ботинками, вошли шифровальщики.
— Эй, друг, проснись! — крикнул Бурлаку. — Молочница пришла.