В пылающем небе
Шрифт:
С населением города Броды у нас сложились хорошие отношения. Почти все летчики жили на частных квартирах. Городок был чистый, уютный. И все же чувствовались со стороны многих людей какая-то скованность, замкнутость, подчас настороженность. Сказывались годы гнета в буржуазно-помещичьей Польше. [42]
В мае в Дубно были организованы курсы по подготовке командиров авиазвеньев. Соломатина, меня и Петрова командировали туда в качестве инструкторов. В июне занятия на курсах закончились. И вот теперь наша дружная троица возвращалась в полк.
За окном замелькали уютные, утопающие в зелени белые домики. Это уже
Вечерело. На горизонте появилась небольшая черная туча. Мало-помалу она разрасталась. Небо на западе почернело и, казалось, раздвоилось. «Быть грозе», - подумали мы и ускорили шаги в сторону аэродрома…
Неделя напряженного труда заканчивалась обычно в субботу работой всего личного состава полка на матчасти. В субботу, 21 июня, аэродром походил на муравейник, где каждый занимался только ему предназначенным делом. И всюду люди оживленно обсуждали полученные от командира полка указания. Они были несколько необычными: запрещалось увольнение из лагеря рядовому и сержантскому составу. Ожидались якобы учения, которые планировал командир дивизии. И мы, летчики, поговорив, стали расходиться на стоянку своих «Чаек». Самолеты трех эскадрилий были рассредоточены, четвертая осталась на полковой линейке.
Я подошел незамеченным. Техник самолета Шостак и младший авиационный специалист Брызгалов сидели на корточках под самолетом и что-то внимательно рассматривали у стойки шасси.
– В чем дело?
От неожиданного вопроса Шостак вздрогнул и, быстро вскочив из-под крыла, с каким-то растерянным видом, от которого у меня тревожно сжалось сердце, доложил:
– Товарищ командир! На покрышках обнаружены глубокие порезы. Нужно менять, летать нельзя. [43]
– Так уж и нельзя?
Техник в ответ только развел руками. В это время на тропинке, вьющейся вдоль стоянок самолетов, показался невысокий, круглолицый командир в технической куртке. Со стороны казалось, что его ничто не тревожит. Однако ничто не ускользало от внимания инженера эскадрильи Михаила Скролевецкого. Подойдя к нам и узнав, в чем дело, он полез под крыло самолета, достал лупу.
– Да, действительно ни к черту… Нужно менять. А где взять? На техскладе хоть шаром покати. М-да, задача!
– цедил сквозь зубы инженер.
Сержант Брызгалов все это время крутился в стороне и выжидающе смотрел на нас. Затем он выбрал момент, незаметно подошел к технику и тихо сказал ему что-то. Шостак удивленно посмотрел на него и согласно кивнул головой. Брызгалов четко повернулся и строевым шагом подошел к Скролевецкому.
– Товарищ инженер! Можно достать в первой.
– В первой? А что, там есть запчасти?
– Нет, но на одной «Чайке» меняют двигатель.
– Ну и что? Ведь разукомплектовывать даже неисправный самолет нельзя.
– Все равно три дня будет неисправным, а у нас там друзья…
– А может быть, разрешим этот вопрос на низшем уровне?
– одобрительно посмотрел я на Брызгалова.
Инженер, широко улыбнувшись, махнул рукой:
– Быть по сему, я ничего не слышал.
– Брызгалов!
– радостно крикнул Шостак.
– Час тебе на дипломатию и демонтаж.
Порезы. Откуда они? Эта мысль не давала покоя. И тут как обожгло. А не случилось ли это вчерашним вечером? Наш палаточный городок располагался почти
– Часовой!
Что- то фыркнуло, и послышался удаляющийся шорох. «Очевидно, заблудившаяся скотина», -подумал я, мысленно выругав беспечного хозяина. Мои осторожные шаги прервал окрик:
– Стой! Кто идет?
Мы обменялись паролем с часовым. Я спросил:
– Вы никого не видели около стоянки?
– Нет. Я был на противоположном краю стоянки. А что?
– Ничего. Внимательней нужно быть, - буркнул я в ответ…
Теперь мне стало ясно: кто-то вчера попытался помешать вылету самолета. Поделился своими опасениями с Алексеем Шостаком. (В 1983 году я встретил своего верного помощника в Пятигорске. Алексей рассказал, что после того случая с порезами он много раз оставался на ночь у моего истребителя и спал под самолетом.)
А тогда под вечер ко мне в холостяцкую комнату зашли Борис Соломатин и Евгений Петров. Им не терпелось посмотреть, как выгляжу я в гражданском костюме, который я купил при отъезде из Дубно. Он был первым в моей жизни.
– А ну покажись, покажись, - рассматривая и поворачивая меня кругом, шумел Петров.
– Вообще ничего - товар хороший, только в военном ты, Димка, выглядишь солиднее. Да что рассуждать - покупка есть? Есть. Значит, надо бы… - И он, не договорив, лукаво подмигнул Борису. [45]
– Нет, друзья, давайте отложим это дело до завтра. Комэск наш болен, а мне утром командир полка приказал проверить личный состав эскадрильи в лагере. А вот холодным пивом с таранкой угощу.
– И, обняв Бориса и Женю, я повел их к столу.
Соломатин поднял кружку прозрачного с золотистым отливом напитка:
– Ну что, Дима, с обновой тебя. Правильно, сделал, что купил.
В дверь настойчиво постучали.
– Войдите!
Показался долговязый красноармеец со смущенным лицом и сбивчиво пробормотал:
– Вас зовут на аэродром, полеты будут.
– Затем, оправившись от волнения, гаркнул:
– Тревога!
Соломатина и Петрова как ветром сдуло, побежали за посыльным. Я быстро переоделся и тоже бегом направился в штаб полка. Там уже толпились летчики, техники, штабные командиры.
Подошли сразу три автомобиля: один автобус и две полуторки, в которых разместились все собравшиеся. У командного пункта начальник штаба майор Кондратьев распорядился:
– Всем разойтись по стоянкам самолетов, руководителям летного, инженерного и технического составов остаться для получения указаний.
Командир полка майор Ячменев в несколько необычной манере прошелся вдоль выстроенных в две шеренги командиров. Дошел до середины строя, кашлянул.
– Товарищи! По указанию командира дивизии мы хотели организовать полеты на учебно-тренировочном самолете для проверки техники пилотирования. Но обстановка изменилась, я решил весь личный состав оставить [46] в лагерном положении. Вопросы?… Нет? Дать указания личному составу и дышать кислородом.
Из- за кустов послышались реплики:
– Тоже мне, придумали какие-то ночные полеты.
– В субботу только пуганые вороны летают.