В садах чудес

Ботонд Клари

Имя девочки было Ахура. В ведении ее отца находились дворцовые ладьи и съестные припасы. Этот плотный, черноволосый и смуглый человек любил веселье и красивых женщин. В нежных чертах его дочери порою проступало сходство с его крупными грубоватыми чертами. И чем старше делалась Ахура, тем больше походила на отца сильной страстностью, которая смягчалась и сдерживалась присущей этой девочке нежностью. Когда Ми увлекся прогулками по реке, нам частенько приходилось иметь дело с отцом Ахуры и мне всегда приятно было видеть его из-за его сходства с дочерью.

Прошло время. Мне исполнилось семнадцать лет, Ми — шестнадцать, Ахуре — четырнадцать. Мне уже приходилось разговаривать с ней и даже участвовать вместе в дворцовых пирах. Я почувствовал некую странную глубину ее души. Какие-то непонятные мне, смутные,

и ей самой, быть может, неясные стремления таились в душе этой девочки. Несмотря на явные красоту и очарование, в ней ощущалась неуверенность в себе. Должно быть, именно эта неуверенность заставляла ее первой предлагать себя юношам. Она, кажется, всерьез полагала, что ее никто никогда не полюбит. Так она объяснилась в любви одному из наших приятелей, совершенно незначительному и заурядному человеку. Я узнал об этом от него самого. На ее нежные слова он ответил презрением. Он не понял, почему она, такая прелестная, объясняется ему в любви, и решил, что это признак испорченности, порочности. Но обмануть эту девочку, воспользоваться ее слабостью и доверчивостью он тоже не пожелал; впрочем, не потому что был благороден, а потому что боялся, вдруг отец ее и братья обо всем узнают и отомстят ему. Случайно он выбрал меня своим доверенным. Слушая его рассказ, я едва сдерживался, чтобы не заплакать и не избить его. Я понял, как она страдает в одиночестве, не находя, на кого излить переполняющие ее милую душу чувства, как она ждет человека, который бы ответил на ее любовь, и с каждым днем утрачивает веру в себя. И я твердо решился открыться ей. Пусть она отвергнет меня, но она должна понять, что достойна любви, достойна того, чтобы ее домогались, умоляли на коленях.

Тяжело вспоминать о пережитых счастливых днях. Поэтому я не буду говорить подробно. Скажу только, что Ахура не отвергла мою любовь. Более того, она была преисполнена такой благодарности ко мне. Я убеждал ее, что ей нет равных, но она лишь качала милой своей черноволосой головкой и смотрела на меня с неизбывной нежностью. Она доверчиво и безоглядно отдалась мне, она щедро вознаградила меня за ту любовь, что я принес к ее ногам. До нее я не знал женщины, а она не знала мужчины.

Я перестал опасаться Марйеба, я доверился ему и он был рад за меня. Он предложил мне обо всем рассказать своему отцу Неферкептаху, правителю острова, чтобы тот стал моим сватом. Мы с Марйебом так и сделали. Неферкептах сам попросил у отца Ахуры руки его дочери для меня. Семья Ахуры охотно согласилась породниться с моей семьей, мы были люди примерно одинакового достатка и во дворце не последние, хоть и не принадлежали к числу ближних советников правителя. Отец Ахуры собирался дать за ней богатое приданое. Свадьбу решили сыграть после моего возвращения.

Вы знаете, что женой Неферкептаха и матерью Марйеба была арфистка, изображенная на одной из стен древней гробницы. Она не походила на женщин Египта. Лицо у нее было светлее наших лиц, и волосы светлые и вьющиеся, и глаза не темные, а зеленоватые. Ми во многом был похож на нее. Она часто рассказывала ему о своей родине далеко за морями. Там, в греческих землях она родилась, а в Египет ее привез как рабыню торговец, мать продала ее в неурожайную осень. Но по происхождению они были не греки, а тракийцы. И вот Марйеб решил отправиться в путешествие за моря, увидеть родину матери, поучиться у тамошних жрецов. Но тут имелось одно препятствие. Никто из оживших изображений со стен гробницы и никто из их потомков не мог покинуть остров. К нам приплывало много кораблей, но те из нас, которые намеревались покинуть остров не могли подняться ни на один корабль. Словно какая-то сила невидимая и неведомая удерживала их. Какая-то воздушная неодолимая преграда. Зато разные другие люди часто селились на нашем острове, иной раз покидали его навсегда, иной раз возвращались. Если эти люди вступали в брак в кем-нибудь из оживших изображений или их детей и внуков, то потомство подобных супружеских пар уже могло свободно оставлять остров. Неферкептах полагал, что все его подданные должны пользоваться равной свободой. Он часто молил богов о том, чтобы ожившим изображениям и их потомкам была дарована эта возможность покидать остров, если они того пожелают, но боги оставались глухи к его мольбам. Тогда он понял, что есть в мире многое, желанное человеку, но невозможное к исполнению. И он попросил у богов прощения и перестал им докучать этой просьбой.

Значит и Марйеб не мог отплыть с нашего острова, он мог позволить себе лишь прогулку по реке вокруг острова.

— Но мы все равно поплывем, Бата, друг мой, — уверял он меня.

— Как же это произойдет? — спрашивал я.

— Увидишь.

Однажды, войдя в его покои, я нашел его в отдаленной комнате, служившей ему мастерской. А я забыл вам сказать, что в числе дарований Ми было и умение мастерить из дерева, камня и глины затейливые фигурки, модели кораблей, он изобрел также специальные блоки для подъема воды из колодца при поливе садов и огородов. Видел я на его столе и чертежи разных приспособлений для лучшей оснастки кораблей, для постройки домов и гробниц. Прежде зерно, очищенное от сора, ссыпали в каменную ступу, и двое-трое здоровых парней толкли его тяжелыми пестами длиной в два локтя. Думаю, у вас и до сих пор так размалывают зерно. Марйеб изготовил ступу, снабженную особыми прочными кожаными ремнями, крепившимися к пестам, с помощью рычагов песты приводились в движение, это облегчало работу мукомолов.

— А странно, что это изобретение не употребительно, — заметил Йенхаров.

— Думаю, неупотребительно все, что приходит к людям раньше положенного времени, — задумчиво сказал Сет Хамвес.

— И вот, войдя в мастерскую Ми, я увидел, что он занят раскраской деревянного корабля. Корабль был вырезан очень тщательно, со всеми снастями, с фигурками гребцов на веслах; он был совсем небольшой, его легко можно было удержать на раскрытой ладони. Ми услышал мои шаги и радостно поднялся навстречу мне.

— Посмотри, Бата, на этом корабле мы и поплывем.

Я смутился, и сейчас скажу, почему. Но Марйеб иначе истолковал мое смущение.

— Прости, я совсем забыл о твоей любви. Ты, конечно, не хочешь расставаться с Ахурой.

— Нет, нет, — прервал я его, — дело не в том.

Я решил быть откровенным.

— Если ты намереваешься увеличить и оживить этот корабль при помощи магии, уверен ли ты, что тебе окажут покровительство боги, а не злые духи?

— Вот и отец то же самое говорил мне. Но я успокою вас обоих. Сегодня ночью мы пойдем в храм Нуна, бога предвечного океана, и вы увидите, знамение покажет, что боги благосклонны к моему кораблю.

Ночью мы втроем отправились в храм Нуна. В храме было пусто, темно и тихо. Марйеб зажег светильник, принесенный мною. Слабый свет озарил внутренность величественного храма. Неферкептах, отец Марйеба, правитель нашего острова, грустно улыбался. Я чувствовал, что ему не хотелось идти. Но он очень любил своего единственного сына и ни в чем не мог отказать ему. Ми пошел к алтарю, держа свой кораблик на раскрытой ладони, возложил кораблик на алтарь и возвратился к нам. Пока он шел, его отец что-то шептал. Было очень тихо и я стоял близко. Я прислушался и понял, что Неферкептах, наш Чародей, просит богов пощадить и простить его сына, такого еще юного и ребячливого.

Кораблик стоял на алтаре, освещаемом тусклым светом небольшого светильника. Ничего не происходило. Никакого знамения боги не подали. Мы прождали довольно долго.

— Пойдем, — наконец ласково сказал Неферкептах, положив руку сыну на плечо. — Возьми свой корабль и пойдем.

— Но, отец, — принялся горячо умолять Ми, — разве это молчание не должно означать, что боги согласны? Позволь мне попробовать подняться на мой корабль. Если я не смогу взойти на палубу, я буду знать, что боги не дают согласия на мое путешествие.

— Идем, идем, — тихо и ласково повторял Неферкептах.

И мы ушли из храма. Но на следующий день Ми возобновил свои отчаянные просьбы и в конце концов отец позволил ему сделать попытку.

— Ты будешь со мной, Бата? — спросил меня мой друг.

— Я должен посоветоваться с Ахурой, — откровенно ответил я. — Она скоро станет моей женой и я не хочу принимать один такое важное для меня и для нее решение.

— Я буду ждать, что вы решите.

Когда я обо всем рассказал Ахуре, она задумалась. Ей не хотелось расставаться со мной, но не хотелось и стеснять меня. Она позволила мне сопровождать Марйеба, но попросила, чтобы свадьба была сыграна перед отплытием.