В садах чудес

Ботонд Клари

— Прости, Бата, — Йенхаров чуть приподнял кисть правой руки. — Я все думаю об этой Аламе. Давно ли она обитала на острове? Или она жила там всегда?

— Скорее всего, Алама смогла проникнуть на остров после смерти Атины, — предположил Бата.

— Тогда ты говорил об этом с Марйебом? — спросил Сет Хамвес.

— Нет, я не говорил. Он и сам все понял. Ахура заговорила с ним при мне. Она рассказала о старухе и ее дочери, о свитке Познания. Марйеб замкнулся, смотрел сурово. И тут я почувствовал, что желание Ахуры — не прихоть, не каприз. Да, это все были козни злых духов, но Ахура действительно страдала. Я видел суровое лицо Марйеба, понимал, что

он должен отказать Ахуре, понимал, что так будет правильно, так будет лучше для нее самой, и не мог поддержать ее. Она уже не обращала на меня внимания. Она умоляла совсем по-детски, плакала. В ней не было никакой женской хитрости, она не задумывалась о том, что может показаться мужу надоедливой. Я глядел на нее с мучительной нежной жалостью и любил ее, кажется, даже более, чем прежде. И вдруг мне стало ясно, что и Ми испытывает к ней такие же чувства. Мы чувствовали вместе, как бывает люди вместе поют одну песню.

— Ми, — произнес я тихо. — Все безнадежно. Мы должны это сделать. Крылья судьбы уже над нами. Выбора уже нет, уйти, спастись уже нельзя.

Тогда заговорил и он:

— Я исполню твою просьбу, Ахура. Я верю, что и Бата будет с нами. Но прошу тебя об одном. Я хочу показать тебе тех, по наущению которых ты просишь меня. Если и тогда… Я исполню твою просьбу.

Ахура подняла на нас обоих свои милые глаза, полные слез. Она казалась ребенком, той маленькой девочкой, что танцевала когда-то в кругу старших подружек.

— Да, — прошептала она срывающимся от недавнего горестного плача голосом.

Ми нежно привлек ее к себе на грудь.

— Позови служанку, Ахура, — спокойно сказал он.

Он бережно расслабил объятия. Ахура оправила платье, вытерла глаза тонким платком и хлопнула в ладоши. Вошла тотчас служанка.

— Принеси зеркало, — велел ей Марйеб.

Вскоре девушка вернулась, держа обеими руками бронзовое, гладко отполированное зеркало. Марйеб приказал ей оставить зеркало и уйти.

Когда служанка вышла, Ми попросил Ахуру, а затем и меня посмотреться в зеркало. Затем он быстро повел рукой, резко, словно рубил воздух ребром ладони.

Мы думали, что увидим что-то страшное. И нам и вправду сделалось страшно, хотя и не так, как представлялось только что. Мы увидели темноту, черноту. Черная темнота клубилась облаком чуть в отдалении от нас. Это уменьшало наш страх. Но вот из черноты зазвучали громкие нечеловеческие голоса. Мужской и женский. Таким презрением к людям, таким издевательством звучали эти голоса, что были воистину нечеловеческими.

— Сла-а-достное, сладчайшее, а-абсо-о-лютное По-оз-нание! Бе-е! — гнусавил и блеял мужской голос.

— Ни-икак — хи-хи-хи — нельзя без э-этого! Хи-хи! — хихикал женский…

И тотчас все смолкло, тьма рассеялась мгновенно.

— Это они, — сказал Марйеб.

— Но я уже не могу, не могу. Я умру, — прошептала Ахура.

— Я исполню твою просьбу, — Марйеб распрямился величественно на сиденье деревянного стула, отделанного золотом…

Пауль вспоминал голоса, когда-то слышанные им в комнате Регины. Все было ясно. Возникало желание как-то действовать, спасаться, бежать. Но он и сам сознавал, что это всего лишь желание, не влекущее за собой никаких действий. Пауль сознавал, что его тело, тело Пауля Гольдштайна, сейчас не способно действовать. Паулю сейчас остается одно: следить за действиями Сета Хамвеса, жить его чувствами и мыслями…

Глава тридцать третья

Золотая шкатулка

— И Марйеб исполнил просьбу Ахуры, — продолжал свой рассказ

Бата. — Поздним вечером того же дня две повозки двинулись по направлению к загородному храму Нуна. Я правил повозкой, в которой находилось все необходимое для жертвоприношения и ритуальной трапезы. В другой повозке сидела Ахура. Марйеб, стоя, чуть наклонясь вперед, легонько подгонял коней.

Подъехав к храмовой ограде, мы спешились, Марйеб велел нам ждать у ограды, а сам внес съестные припасы в храм и совершил жертвоприношение. Ведь он решался на богопротивный поступок и потому молил богов о милости, о прощении.

После нашей ритуальной трапезы, которая проходила в молчании, Ми поднялся. Мы, Ахура и я, тоже поднялись. Марйеб казался спокойным, нам же было не по себе. Кусок не шел в горло и только строгий взгляд Марйеба заставлял нас покорно глотать, ведь не есть во время ритуальной трапезы — значит не чтить богов.

— Бата, — обратился ко мне Марйеб, — в повозке корзина, из которой я вынул яблоки. Возьми из нее то, что в ней осталось.

Я послушно поспешил исполнить приказание. В корзине оказался тот самый деревянный кораблик, на котором мы совершили свое путешествие в греческие земли. Я обратил внимание на то, что Ми не сказал просто: «Принеси корабль». Я подумал и понял, почему он так поступил. Дело в том, что злые духи верят словам, сказанное они воспринимают яснее, отчетливей, нежели увиденное. Значит, Ми не хотел, чтобы злые духи знали, что мы собираемся воспользоваться этим кораблем.

— Но как могли злые духи находиться в такой близости от храма? — спросил Йенхаров.

— Это случается, я знаю, — заметил Сет Хамвес.

— Все просто, — объяснил Бата, — мы все трое намеревались совершить богопротивный поступок и одно это наше намерение уже открывало злым духам доступ в нам. Даже близ храма могущественного бога Нуна мы не были в безопасности.

Я принес Марйебу корабль. Злые духи указали Ахуре место, где обретался свиток Познания, — море. Но какое из морей? Неферкептах, отец Марйеба, учил нас, что морей много. Возможно мы поплывем на корабле и снова, как во время первого путешествия, корабль сам будет знать дорогу по волнам.

Марйеб сделал свое обычное движение рукой. Кони и повозки мгновенно исчезли, словно сметенные бесшумным ветром. Ми наклонился и поставил кораблик на землю. Это немного удивило меня. Ведь отсюда до реки далеко.

Но корабль снова начал на глазах увеличиваться. Только гребцы, хотя и сделались ростом с людей, остались по-прежнему неживыми, деревянными фигурами.

С корабля сама собой спустилась лестница. Марйеб подал руку Ахуре. По веревочным ступенькам они взошли легко, словно те были из камня или другого прочного материала. Я тоже поставил ногу на первую веревочную ступеньку и ощутил, что ступня моя словно бы оперлась на невидимую твердь. Я беспрепятственно поднялся вслед за Марйебом и Ахурой. Но неужели корабль двинется по суше? Зачем? Я недоумевал.

Мы стояли на палубе. Но вдруг я почувствовал странное движение сердца в груди, оно будто бы чуть толкнулось вниз. На миг у меня перехватило дыхание. И сразу же я понял, что корабль поднимается в воздух! Спустя несколько мгновений мы уже летели далеко. Корабль поднялся так быстро, что мы не успели заметить, как уменьшаются люди, дома, деревья. Нас окутал прохладой голубоватый воздух. Я знал, что в горах, на высоте, обычно холодно. Сейчас, должно быть, мы летели выше иных гор, но холодно нам не было. Думаю, это благодаря магии Марйеба прохлада чувствовалась такой легкой и приятной.