В садах чудес
Шрифт:
Затем его снова охватило знакомое состояние. Он увидел себя в зимнем городе, это была середина прошлого столетия. Был канун Рождества. Все казалось сумеречным и праздничным одновременно. Окна в домах ярко светились. Он шел по заснеженной улице, в пальто с меховым воротником, в каракулевой шапке пирожком. Она стояла у стены. С непокрытой головой, кутаясь в темный платок, в башмаках, чуть великоватых. Черные волосы рассыпались по плечам. Она не просила милостыню. Просто куда-то шла и приостановилась. Потом пошла дальше, чуть приволакивая маленькие ступни в больших башмаках.
А он был в просторной гостиной. Посреди комнаты установили высокую елку, нарядно украшенную. Его окружали какие-то люди, дамы в декольтированных платьях, мужчины во фраках, дети в матросских костюмчиках, в локонах и бантах. Он что-то говорил, кому-то любезно отвечал. Он тоже был во фраке.
Но думал он о ней. Он сознавал, что это безнадежность, болезнь, тоска. Но он не мог избавиться от мыслей о ней.
Потом он снова повис в черном пространстве.
Туши овец и коз лежали во рвах. Его затошнило. В сумерках слетались вороны. Над сумерками расстилалась чернота. В черноте был он. Вороны раскрывали клювы и каркали. Он вгляделся, вслушался. Они словно бы декламировали, закидывая головы, каркали торжественно и напыщенно. Он почувствовал, что губы его кривит горько-ироническая улыбка.
Снова раздались уже знакомые голоса.
— И сегодня — нет, — мужской.
— Я не устаю повторять о терпении, — женский.
— Но почему это? — мужской.
— Это прошлое и будущее, это он должен миновать, — женский.
Затем — глубокий сон.
После сна последовало пробуждение. Снова Регина массировала ему веки. Было приятно.
— Зачем ты это делаешь? — тихо спросил он.
— Тебе не нравится?
— Нет, наоборот. Просто я хотел бы узнать, это что-то вроде оздоровительной процедуры?
— Нет, ничего особенного. Просто, чтобы стало приятно.
— Действительно приятно.
Он вспомнил, как в первую ночь сказал, когда она, кажется, вот так же массировала ему веки; да, кажется тогда, сказал, что-то вроде: «Меня нет». Она почему-то страшно испугалась, изменилась, сделалась такая жалкая. И просила его никогда больше не произносить таких слов. Ему вдруг захотелось произнести снова. Но он тотчас же устыдился такого желания.
Если бы объяснить себе самому все эти голоса и сны! Право, неплохо было бы!
Теперь они договорились встретиться через два дня.
— Отчего так долго? — спросил он скорее из вежливости, нежели искренне.
— Я буду занята.
«Может быть, и ей уже поднадоела наша связь?»
Глава двенадцатая
Кладбище
Встретились в парке, прогулялись. Регина предложила пойти к ней раньше обычного. Он согласился.
Комната казалась прибранной, принаряженной. На столе был сервирован ужин.
— Сегодня какой-то праздник? — полюбопытствовал Пауль. — Может быть, день рождения?
— Нет, нет. Просто мне отчего-то с утра празднично.
— Отчего же?
— Сама не знаю. Кажется, что скоро исполнится одна моя заветная мечта.
— И, конечно, нельзя узнать, какая?
— Нельзя, — озорно улыбнулась Регина.
— И никогда нельзя будет?
— Я не люблю это слово — «никогда». И отчего же никогда? Возможно, когда-нибудь и узнаешь.
— О, я вижу на столе ликер нашей первой ночи.
— Тебе это неприятно?
— Конечно, нет. С удовольствием выпью. У тебя действительно есть бабушка?
— Которая приготовила этот ликер? Да, есть.
— И она живет на горе ведьм — Брокен, там, где происходят шабаши у престола колдуньи?
— Боже, что за поэтический бред ты несешь!
— Но это примерно то же самое, что ты мне сказала о ней в ту нашу первую ночь.
— Должно быть, я опьянела. Она живет в Вернигероде. Такой небольшой городок у подножья средневекового замка.
— Не знаю такого города.
— Ну уж в твоем незнании я не виновата, — она снова засмеялась. — Выпьем, как тогда? — теперь ее глаза заблестели заговорщически. — Я заметила, что ты охладеваешь ко мне…
— Регина!
— Не спорь. Я вижу. Но мне бы не хотелось терять тебя так рано. Я откровенно признаюсь в этом.
— Мне бы тоже не хотелось терять тебя. Мне кажется, мы должны быть более откровенными друг с другом. Настало время. Наверное, я многое расскажу о себе. Возможно, ты поможешь мне. Ты ведь очень умна.
— Выпьем за нашу будущую откровенность.
— За раскрытие сокровенных тайн! — подхватил Пауль с энтузиазмом.
Они чокнулись небольшими рюмками. Он почувствовал, как небо и горло обожгло горячечной сладостью ликера. Голова отяжелела, потемнело в глазах, стало холодно ступням.
«Что это? Неужели все же — ловушка? Но зачем?»
Он уже ничего не видел перед собой. Все покрыл мрак. Сердце чуть замерло от ощущения полета вниз.
Затем он увидел себя на каком-то заброшенном кладбище. Это был он, сегодняшний. Была ночь. Подняв воротник пальто, он бродил между каменными плитами. Смутно вырисовывались рельефные кресты, выбитые на камнях. Он, кажется, что-то искал. Но вот он дошел до каменного склепа. Кажется, это и была цель его поисков. Он приблизился к двери склепа. Дверь была отперта. Из темноты тянуло холодом.
У двери он заметил одинокую человеческую фигуру.
Прежде Паулю казалось, что он знает, что такое страх и умеет преодолевать его. Но теперь воскресли давние детские ощущения, когда ночью, охваченный страшным сном, он ощущал, как хочет закричать и не может, хочет бежать, но не в силах шевельнуться.
Именно таковы были его ощущения и теперь. Этот человек… Нет, это существо у двери… Из рукавов помятого пальто выглядывали раздвоенные копыта, сплюснутая кепка прикрывала голову. Подвижные черты — лица или звериной морды? — колебались студенисто, перетекали, сжимались, вытягивались. Вот одна половина носа сделалась пятачком, другая — острым изогнутым клювом. В пасти заблестели острые большие зубы. Щеки по-свиному округлились. Существо чавкнуло и обернулось к Паулю.