В сердце моем

Маршалл Алан

По вечерам я сиживал с этим народом возле их балаганов или у костра и слушал их рассказы. Мне хотелось понять, как это им удается играть на человеческом простодушии, на чувствах и слабостях людей.

Циничные зазывалы боксерских балаганов, с презрением относившиеся к доверчивым простакам, в совершенстве владели искусством доводить толпу до исступления.

Если какой-нибудь фермер из толпы, сгрудившейся перед помостом, начинал с возмущением уличать зазывалу в отклонении от истины - это означало, что он уже попался на удочку. Толпа поддерживала его громкими криками, а зазывала с довольным видом

ухмылялся. Теперь они были в его руках. Почва подготовлена, страсти накалены и вот-вот закипят.

Шумя и толкаясь, люди устремлялись в балаган, там они забывали свои неприятности и огорчения и становились сильными, ловкими и смелыми, как тот человек, который осыпал ударами противника на ринге. Это их руки в боксерских перчатках наносили молниеносные яростные удары. А вот согнувшееся от ловкого удара существо - шатающееся, измазанное кровью, задыхающееся олицетворяло их одиночество, безысходность положения, жадных жен, банки, засуху, несбывшиеся мечты... Здесь получали выход накопившиеся обиды, здесь можно было почувствовать себя сильным, властным и достойным восхищения.

Такие чувства испытывал и я.

Рэд Маллиген играл в труппе боксеров роль "заводилы". "Заводила" обычно появляется в городке на несколько дней раньше, чем вся труппа, и выдает себя за известного боксера-любителя; он толкается в толпе и разглагольствует о том, до чего ему не терпится схватиться с лучшим боксером приезжающей труппы.

Рэд был грузный, крепко скроенный человек, с подвижным выразительным лицом, таким избитым и обмякшим, что при улыбке щеки его собирались в глубокие складки. Он никогда не был в рядах первоклассных боксеров - для этого он был слишком медлителен и осторожен.

Роль, которую играл Рэд, заставляла его держаться в стороне от остальных боксеров, и времени у него было хоть отбавляй. Поэтому он мог подолгу сидеть со мной у костра, потягивая кружку за кружкой крепкий чай, до того сладкий, что он напоминал сироп.

Я обычно сидел на ящике близ огня, чтобы иметь возможность переворачивать отбивные на сковородке или помешивать суп, варившийся в котелке.

Вокруг нас громко лаяли терьеры, сидящие на цепи под повозками. В тени колес испуганно жались тонкогубые, быстроглазые обезьянки, тут же лежали вороха брезента, грязные бархатные курточки, флажки и стояли крохотные фургончики, в которые запрягали во время представления собак.

Мужчины натягивали канаты балаганов, деревянными молотками забивали железные колышки. Поблекшие, растрепанные женщины с отвисшими грудями стояли в освещенных квадратах дверей фургонов и что-то пронзительно кричали детям. Пегие лошадки, привязанные к колышкам, беспокойно били копытом.

В тени большой палатки карлик изливал свое горе на скрипке, упершись в нее тяжелым подбородком.

В воздухе носились запахи жареного лука, кофе я свежего конского навоза, из раскрытых ящиков, где хранились плюшевые костюмы с галунами, пахло нафталином.

Двигались тени, мерцали огни, беспокойные и в то же время странно успокаивающие, а сверху смотрели одинокие, полные сострадания звезды.

– Не пойму, как это люди не выведут тебя на чистую воду, - сказал я, переворачивая котлеты.

– А зачем им это надо, - ответил Рэд.
– Им хочется поволноваться, получить удовольствие.

– Ты что, всегда вызываешь одного и того же парня?
– продолжал расспрашивать я,

– Нет, бывает, что я дерусь со всеми.

– Как так?

– Видишь ли, в труппе обычно четыре боксера. Надо, чтобы они были разного веса, разной категории - на все случаи жизни. Один - совсем зеленый, который только учится боксу. И надеется пробить себе дорогу на настоящий городской ринг. Другой - любитель; по большей части - это здоровенный верзила, у нас сейчас есть такой парень. Боб его зовут. Третий - так сказать, полупрофессионал, это молодой Дэвис, он участвовал и в настоящих матчах. Говорят, что он трус, не знаю... Он - абориген...: Ну, и, наконец, чемпион, звезда труппы. У нас это Джонни. Его обычно толпа не любит. Мало кто из местных Может с ним тягаться. Иногда, если ему захочется подбодрить какого-нибудь паренька, в боксе мало что смыслящего, но имеющего много дружков среди зрителей, Джонни надевает тяжелые перчатки и некоторое время поддается ему.

Беда вся в том, что среди местных иногда попадаются хорошие боксеры, которые могут покалечить наших ребят. Местные обычно предпочитают драться с нашим Новичком. Хозяин должен в оба смотреть, против кого он его выставляет. Я тоже часто начинаю с Новичка. Он обычно падает в начале третьего раунда или если после одного из моих ударов ему удается отдернуть голову, как будто стукнул я его со страшной силой.

Потом мы снова выходим на ринг, тут я начинаю скандалить, из себя лезу вон, и хозяин выставляет против меня Боба. Ну, и так дальше, пока под конец я не затеваю драку с чемпионом. Он прыгает с подмостков и врезается в толпу, где я стою. Я осыпаю его ругательствами, он дает мне в зубы. В пылу драки мы сбиваем с ног несколько человек. Они это любят - когда им самим перепадает. Да завтра ты все это сам увидишь.

– А что ты делал сегодня?
– спросил я.

– Ходил в пивную, трепался там до одури; рассказывал здешним, что копаю картошку. Ну и хвастал, конечно: "Вот подождите, откроется ярмарка, я не я буду, если не уложу кого-нибудь из этих приезжих парней".

– Ты всегда говоришь, что копаешь картошку?

– Нет, иногда хозяин заставляет меня водить на веревке быка. Берет на время у какого-нибудь фермера - а люди думают, что я веду быка на ярмарку. Когда я прохожу мимо нашего балагана, хозяин начинает кричать: "Где тот здоровенный скотовод, о котором все говорят? Где тот верзила, который всюду похваляется, будто его нельзя сбить с ног? Может, он сейчас здесь?" - "Это я!
– кричу.
– Давайте мне любого из ваших шалопаев, я ему покажу".

Хозяин делает вид, что рассвирепел.

"Привяжи где-нибудь своего быка и иди сюда!" - орет он.

Толпа ужасно любит такие фортели.

– Неужели тебе нравится такая жизнь?
– спросил я.
– И что ждет тебя впереди?

– А ничего, - пожал плечами Рэд Маллиген.
– Что может меня ждать? Кончаешь тем, что спиваешься или превращаешься в идиота. Если посчастливится, устроишься дворником при пивной. Некоторым удается поступить на фабрику или еще куда-нибудь, но это только если глаза еще видят и уши слышат и не ходишь, спотыкаясь, как будто под тобой земля качается.