В середине дождя
Шрифт:
— Чур, шашками не кидаться, доской по голове не бить, — сказала Таня.
Я улыбнулся. Собрал шашки и начал раскладывать заново.
— Я видел, как ты играешь, — сказал я. — Просто здорово.
— Спасибо, — сказала Таня. — Это меня папа научил. У него первый разряд. Вот он играет как компьютер.
Я сделал ход, Таня сделала ответный, потом встала и прошлась по палате. Сидеть долго на одном месте она не любила.
— Ты москвич? — спросила Таня.
Я кивнул.
— А я в Иваново
— Да.
— Только вот насчет невест — неправда. Может, раньше так и было. А сейчас у нас одни наркоманы и пьяницы. У Ленки в Орехово-Зуево — то же самое. Я уже решила — школу закончу, в Москву поступать поеду.
Она подошла, сделала очередной ход и встала у окна.
— Даже уже решила, в какой институт, — продолжала Таня. — В педагогический. Очень детей люблю. И, самое главное, дети любят меня. Слушаются. Прошлым летом маминой подруге в детском саду помогала. С четырехлетними возилась — такие они все смешные. А еще у меня два младших брата — тоже ведь практика.
Я "съел" ее шашку, но даже беглого взгляда на доску хватало, чтобы понять — и эту партию я скорей всего проиграю.
— А у тебя есть кто-нибудь? — спросила Таня.
— Сестра.
— Старшая, младшая?
— Старшая.
— А я бы не вытерпела никого старше себя. Маму и ту слушаюсь плохо. Ругаемся постоянно.
Таня довела партию до логичной победы.
— Слушай, а тебя кто-нибудь еще приходит навещать? — спросила Таня.
Я покачал головой.
— А почему?
Я не ответил.
— Я бы умерла тут со скуки.
Мы сыграли еще пять партий. Я не выиграл ни одной. Таня взглянула на свои часики и сказала:
— Ладно, я на речку побежала. Нужно окунуться, а то расплавлюсь вся. Ну, пока.
Я думал, что Таня зайдет после ужина, но она не пришла. Вечером в открытое окно залетали отдаленные звуки музыки, и я понял, что Таня, наверно, на дискотеке.
Проснувшись следующим утром, я чувствовал себя уже полностью здоровым. Голова и живот не болели, температура была в норме, но врач сказала мне:
— На всякий случай, проведи еще день в изоляторе. Вернуться в отряд всегда успеешь.
Спешить мне было, в общем, некуда. Я только попросил принести из палаты папку с рисунками и какую-нибудь книжку.
После завтрака я сел у окна и попробовал нарисовать пейзаж, но результат мне не понравился. Я отложил рисунок. Начал читать, но чтение тоже давалось с трудом. Каждую страницу я перечитывал по несколько раз, все время теряя нить рассказа. То и дело посматривал на дверь — надеясь, что вот-вот зайдет Таня.
Таня зашла после обеда.
— Привет! — сказала она с порога.
— Привет, — я отложил книжку.
— Всё читаешь?
Таня
— Слушай, я вчера вечером много думала. Я гадкая девчонка. Обыграла тебя в шашки семь раз. Потешила, называется, свое самолюбие. Ты на меня обиделся?
Я улыбнулся:
— Нет.
Она все смотрела мне в глаза:
— Ты, правда, не обиделся?
— Нет. Совсем нет.
Таня помолчала, будто раздумывая, верить мне или нет.
— Ну, ладно. И хорошо. А то я переживала.
Таня встала и прошла к окну. Кажется, ей понравилось это место.
— Ты не думай, что если красивая, то значит не умеет переживать. Или расстраиваться. Или беспокоиться о ком-либо другом. Почему-то многие так думают. Ты, наверно, тоже так думаешь?
— Нет, я так не думаю, — сказал я.
— Ладно. Но в шашки сегодня играть не будем. Хорошо?
— Хорошо.
Она молча глядела в окно, я молчал тоже. Затем Таня повернулась ко мне:
— Ты, кстати, так и собираешься до конца смены в изоляторе пролежать?
— Нет. Завтра возвращаюсь в отряд.
— И будешь день и ночь читать книжки?
— Нет, почему же…
Таня закусила губу. Вздохнула:
— Извини. Что-то я злая сегодня. На обеде с двумя девчонками поссорилась, тебя достаю.
Она прошла к столу и увидела мой незаконченный рисунок. Взяла его в руки.
— Это ты рисовал? — спросила Таня.
Я кивнул.
— Красота.
Тут она увидела на столе мою папку.
— Можно посмотреть?
Прежде чем я успел ответить, она ее уже открыла. Таня медленно просмотрела один за другим все рисунки. Положила их на стол. Взглянула на меня.
— Ты просто здорово рисуешь. Об этом хоть кто-нибудь в лагере знает? — спросила она.
— Я для стенгазеты иногда рисую.
— Стенгазета — это ерунда. Какой же ты… Партизан. Пока не спросишь — не расскажешь.
Она смотрела на меня, думая, видимо, о чем-то своем.
— А я вот ничего не умею. Ни рисовать, ни петь. На плавание только у себя в Иваново хожу. И танцами в пятом классе занималась, но бросила. Терпения, наверно, не хватает.
Я промолчал.
— Слушай, а меня ты можешь нарисовать? — вдруг попросила Таня. — Сейчас?
— Так ведь "тихий час" начинается.
— Ничего. Я с Вадиком договорюсь.
Я пожал плечами, но это означало скорей согласие, чем неуверенность. Таня сказала:
— Сейчас приду.
Она вернулась через двадцать минут, переодевшись в белый топик и джинсовую юбку. Она стала еще красивей и даже как будто взрослей. Я понял, что Таня накрасилась.
— Ну, я готова, — весело сказала она. — Жду указаний, господин художник.