В шесть тридцать по токийскому времени
Шрифт:
— Кто? — не понял Великанов.
— Поярков Борис Владимирович! Ровно в семь часов…,
— Ну и что же?
— Как — ну и что же?! — удивился Соломин. — Поярков член «Монархического союза», агент секретного ведомства Чжан Цзолина. Его все в Харбине знают.
— Но вы-то откуда знаете, товарищ Соломин?
— Пять лет работал на КВЖД, этого достаточно, чтобы знать многое о белой эмиграции.
— Вы говорите, Поярков член Союза монархистов, агент охранки. Как же он оказался в вашем ресторане?
Соломин развел руками:
— Вот именно — как!
— Вы разговаривали с ним?
— Боже упаси! Он поймет, что его узнали, и скроется.
— А вы не ошиблись?
— Как можно, товарищ Великанов! Вот приметы! — Соломин полез во внутренний карман пиджака и вынул оттуда листок бумаги: — Выше среднего роста, блондин, волосы вьющиеся, бородка, лоб высокий, с глубокими залысинами, за ухом большая родинка.
— За каким ухом?
— Кажется, за правым. Да, точно за правым… Он сидел за столиком у окна левым боком, я подошел сзади и увидел родинку…
— Минутку, сейчас запишу.
— Да зачем записывать, товарищ Великанов?… Здесь все сказано. — Соломин протянул бумажку Великанову.
— Разберу? — поглядел на записи Великанов.
— Почерк каллиграфический. По чистописанию в гимназии получал только пятерки.
— Отлично! Сообщение действительно важное. Спасибо, товарищ Соломин! Примем меры…
Когда директор «Амура» ушел, Великанов снял трубку и набрал номер телефона своего заместителя.
— Федя… У меня был Соломин… Ну этот, из кавэжэдинцев, возглавляет «Амур». По тому же поводу… Займись им! Надо убрать из Благовещенска, и как можно скорее. Понял? Как можно скорее…
Это произошло во вторник. В пятницу Соломин получил приказ о повышении его в должности. Он переводился в Хабаровск, в управление Торгсина.
Есть в Благовещенске тихая улица. Спустившись с холма, открытого всем ветрам, она окунается в сады и начинает петлять, поворачивая то влево, то вправо, словно ищет место, где поспокойнее, и на самой окраине города исчезает вовсе. То ли становится другой улицей, то ли натыкается на чей-то забор.
На этой улице, за вторым перекрестком, стоит деревянный дом. Собственно, здесь почти все дома деревянные, но этот постарше и поновее других, обшит тесом с фасада и украшен замысловатым кружевом наличников. Таких наличников не встретишь уже — поистлели, рассыпались, а эти сбереглись. По ним и найти легко дом, надо только идти правой стороной и глядеть внимательно.
В девятом часу, в сумерках уже, подошли к дому двое мужчин. Судя по одежде, местные: брюки заправлены в голенища сапог, рубахи навыпуск, опоясанные тонким ремешком, на голове у одного кепка, у другого — фуражка из парусины. Оглянулись, нет ли кого на улице, потом первый, что в кепке, тихонько постучал в окно.
На стук выглянул хозяин, пригласил гостей в дом.
— Забрался же ты, Борис Владимирович! — сказал первый из гостей, вешая кепку на гвоздик, вбитый прямо в стену горницы. — Год ищи, не найдешь…
— Пытался, чтобы и два не нашли, — ответил тот, кого назвали Борисом Владимировичем, — да нет такого места в Благовещенске.
— Шутит, слышь, товарищ Западный, он еще шутит! — засмеялся первый из гостей. — Нет, тебя японцы, видимо, не переделали.
— Ну если китайцы за десять лет не переделали, то японцам за два года трудновато это сделать, — ответил хозяин.
— Ладно, давай здороваться! — Великанов — а первым гостем был начальник Благовещенского управления — обнял хозяина и похлопал его дружески по спине. — С приездом, брат. С благополучным возвращением на родной берег.
Повлажнели глаза хозяина. Непростые это были для него слова, ох непростые.
— Даже не верится, — сказал он тихо и с чувством.
— Знакомься! Заместитель Терентия Дмитриевича… Твой крестный теперь, поскольку ты снова народился на свет божий. Товарищ Семен…
Второй гость, высокий, плечистый, с кудрявой шапкой смоляных волос, протянул руку хозяину:
— Здравствуйте!
— Вот вы какой, товарищ Семен, — посмотрел на гостя хозяин. — А вас там совсем другим представляют…
— С рогами или без ушей?
— Да нет… — Хозяин замешкался, не решаясь, видно, сказать правду.
Гость помог ему:
— Небось без головы?
— Им этого хочется, — пояснил Великанов. — Во сне видят, что мы без головы… Так ведь, Борис Владимирович?
— Не совсем…
Хозяин отодвинул стулья от большого косолапого дубового стола и попросил гостей сесть.
— Чай будет? — полюбопытствовал Великанов.
— Как же без чая! Только прежде я ставни прикрою. Время…
— Давай распоряжайся… Стены-то как здесь?
— Рядом моя комната, — показал на дверь хозяин. — А владельцы по ту сторону коридора. Не слышно. Да и бревна на стенах в обхват.
Он вышел, и через минуту захлопали тяжелые доски ставней. Свет, слабый, закатный, но все же свет дня, струившийся в комнату, погас.
— Как под землей, — сказал Великанов.
— Да, — согласился второй гость. — Здесь полная изоляция… Но и ловушка. Обложат; не выберешься.
Вернулся хозяин. Засветил лампу, огромную, с большим стеклянным пузырем под розовым абажуром, и поставил на стол.
— Лучше бы газетой завесить, — предложил второй гость — он был истый конспиратор. — Больно ярко…
Хозяин достал газету и обернул ею абажур. Свет густо потек на стол, на желтую, с каймой из цветов скатерть.
— Теперь годится?
— Вполне… Садитесь, Борис Владимирович!
— А чай?
— Чай успеется… Времени у нас много. Посидим, если не прогоните.
— Что вы?!