В шкуре зверя
Шрифт:
Осторожно ступая по крутым ступеням, Йонард поднялся вверх, стараясь не производить ни малейшего шума. Причиной этого было не только и не столько нежелание будить мертвый покой Черной Башни. Мысль, что эхо его шагов будет вечно блуждать по темным коридорам, не нравилась Йонарду. Он поднялся по лестнице как большой дикий кот "на бархатных лапах", не потревожив тишину. Зеленый свет, который разливали перед собой глаза черепа, осветил небольшую площадку и узкое окно, в которое заглядывала серебряная луна. Едва ощутимое сопротивление воздуха, которое он чувствовал в темном коридоре, исчезло, и Йонард подумал, что теперь может оставить свой странный и зловещий светильник. Но не оставил. Кто мог сказать наверняка, какие еще ловушки подготовил египтянин?
Йонард прошел в узкую
Йонард хмыкнул. Собственно, этого стоило ожидать. Кому еще мог поклоняться Египетский колдун, не Христу же?
Он оглянулся назад. В узком окне все так же мирно сияла луна. Звезды казались близкими. Одна из них, видимо, самая любопытная, заглядывала в окно и тонкие нити, ее невесомые лучи, не мог рассеять даже свет полной луны. Йонард заметил, что отбрасывает длинную тень, и эта тень почти коснулась статуи Сетха. А глазницы черепа почти потухли.
В полумраке явно таилось что-то чуждое.
Глаза варвара, острые, как у хищной птицы, различили толстый слой пыли на полу и густую паутину в кольцах Змея. Видимо сам египтянин (если он не был выдумкой Керама) заходил сюда не часто. Отчего? Неужели же сам боялся той силы, которой посвятил свою жизнь, и которая дала ему могущество? Боялся и не любил. Могло быть и так. Йонард догадывался, что к Темным Богам приходят иногда очень странными путями и не всегда по доброй воле. Но обратной дороги нет.
Внезапно Йонарду послышался слабый удаляющийся звук в направлении изваяния. Он резко обернулся, сжимая рукоять меча. Это уже не наваждение, не стук копыт, не заблудившееся эхо, это что-то иное. Йонард стоял, прислушиваясь и приглядываясь, и напряженно ждал всего, чего угодно. Он был уже совсем готов поверить, что египтянин сейчас появится в центре зала, или статуя Разрушителя оживет и, переливаясь мозаичным узором на чешуе, скользнет с постамента из черепов. Но время шло, а ничего не происходило. Шорох тоже не повторялся. Йонард решил, что мертвая тишина и разыгравшееся воображение поймали его в ловушку и теперь он слышит то, чего нет. Но вдруг огромная серая крыса выскочила из-за колонны и побежала прямо на него, волоча по полу длинный голый хвост. Йонард тихо присвистнул и отскочил, давая зверьку дорогу. Это была явно не та дичь, на которую он охотился.
Это глупое происшествие разбило зловещие чары, и Йонард окончательно уверился что Башня, по крайней мере, в этой части, пустует. Будь здесь кто-нибудь живой, крыса не вела бы себя так спокойно. Конечно, в том случае, если это была действительно просто крыса, а не что-нибудь другое. "Башню охраняют демоны", вспомнил он. Пусть так. Он справится и с демонами.
Он решительно пересек зал, уже не заботясь о тишине. За изваянием Сетха он различил темный проем коридора. Разрушитель не шевельнулся, когда Йонард прошел мимо, едва не задев локтем, и дерзко заглянул в желтые глаза. Они были пусты и стеклянно блестели. Жизни в них не было никакой.
Темный
Внезапно хватка ослабла, и Йонард понял, что уже не движется в безмирье и безвременье, влекомый таинственной силой, а просто летит вниз, сам по себе, и, похоже, с порядочной высоты.
Удар о камень оглушил германца. Пальцы разжались, и меч со звоном скатился по крутой лестнице вниз. И в тот же миг тьма беспамятства, более плотная, чем темнота Черной Башни, поглотила его и погасила боль.
Глава 5
...Йонард с трудом разлепил ресницы, слипшиеся от крови, и подумал, что после этого похода у него прибавится шрамов гораздо больше, чем после пограничных стычек с готами. Имело ли это какое-нибудь значение?
Варвар не имел ни малейшего понятия. где находится и может ли двигаться. Свет изменился, став из зеленого красноватым. Йонард попытался встать, но что-то держало его. "Что-то" было холодным и тяжелым. И весьма похожим на цепи. Йонард был прикован к стене. Меча при нем не было. Копья - тоже.
В центре пещеры возвышался черный, закопченный треножник с огромной чашей - полусферой такой же черной и закопченной. Вся видимая Йонарду поверхность чаши была испещрена какими - то знаками, которые словно бы проступали из под толстых слоев сажи и окалины. В самой чаше плавилась красно - бурая масса, она время от времени порывалась маслянисто поблескивающими пузырями, которые затем взрывались с мерзким бульканьем, извергая клубы зловонного пара. Очаг под треножником был выложен крупными белыми камнями, острые края которых говорили, что некогда они составляли одно целое, а теперь, раздробленные безжалостной и нечеловеческой силой, прижаты один к другому, но уже не властные соединиться вновь.
Треножник с чашей, покрытые грязью и копотью, теперь вызвали у Йонарда странное в такой миг любопытство - ведь огня в очаге не было. Вместо этого в центре круга, очерченного острозубыми каменными осколками, чернел провал, по всему видно глубокий.
"В самую преисподнюю не иначе" - мелькнуло в голове германца. Это предположение подтверждалось еще и тем, что откуда - то снизу долетали отблески чудовищно - громадного кострища, всполохи которого отражались на отполированных неведомым до селе жаром стенках, тянущегося вниз узкого жерла - топки. То и дело над ним взметывались фонтанчики искр, беззвучно гаснувших на лету.
Над самим котлом - чашей на длинной с массивными звеньями цепи, конец которой уходил куда - то ввысь и терялся в густой черноте под сводами пещеры, куда не могли уже дотянуться всполохи подземного пламени, висел матовый, точно из белого хрусталя, шар. Внутри этого шара тоже происходила какая - то странная работа: что-то непонятное клубилось там, то сворачиваясь кольцами, то взвиваясь протуберанцами. Игра неизвестно чего в самом шаре, точно находилась в строгом согласии со зловещей игрой света и тьмы на стенах самой пещеры. Всполохи подземного пламени выхватывали из мрака то одну стену из грубо обработанного камня, то другую, то сразу обе облизывал узкий, как жало, язык багрового света. От этого вся пещера казалась бездонным ущельем меж высоченных, скребущих небо, скал, и думалось, что не к каменному своду крепится цепь шара, а к самому небесному своду.