В шкуре зверя
Шрифт:
Лицо Ардашира перекосила ярость. Он ястребом слетел с седла и скогтил Дзигоро за ворот.
– Ты что, оборванец, на солнце перегрелся? Или думаешь, что я не смогу развязать тебе язык?
Йонард почувствовал, как шерсть на его загривке приподнимается, а верхняя губа, подрагивая, ползет вверх, обнажая белые, похожие на сабли клыки. Словно по команде, хорасанские стражники потянули свои скверные сабли из ножен. Сабли скверные, но три десятка!
Дзигоро осторожно обхватил запястья хорасанца большим и указательным пальцами и отвел его руки без
– Я не видел разбойника по имени Хаим-Лисица, – повторил Дзигоро, – но я нашел клочки его одежды меж двух кустов, где худой человек прошел бы свободно. Масть лошади я узнал по клочку шерсти, а про гашиш догадался по запаху. Еще я видел неостывшие следы его шайки и прочел их. Они направились на юго-запад, в сторону гор, и если вы поспешите, вы их еще нагоните. Хаим слишком тяжело нагрузил своих усталых коней.
Хорасанец был, видимо, из тех, кому ничего не нужно объяснять дважды. Он не стал расспрашивать Дзигоро, по каким признакам тот догадался, что шайка уходит в горы. Взлетев в седло, он махнул рукой и вскоре, подняв тучи пыли, конная стража исчезла за горизонтом.
Йонард-пес лежал в сарае, за запертой дверью, и слушал, как наверху суетится трактирщик, легконогие девушки торопливо разносят кувшины с вином, а на вертеле проворачивается аппетитный кусок жаркого. В желудке заурчало. Еще никогда он не был так зол на свою «собачью» жизнь. Если бы не проклятый колдун, не лежал бы он сейчас в мерзком сарае, облизывая собственные лапы, а сидел бы наверху, рвал крепкими зубами сочное мясо, обсыпанное сухарями, заливал фалернским вином и ловил на себе восхищенные взгляды молоденьких служанок. Вот жизнь была! Йонард едва не взвыл от тоски, но вовремя сдержался. Китаец пристроил его сюда за две монеты, убедив трактирщика, что «собачка смирная, не кусается». При этих словах Дзигоро шерсть на загривке у Йонарда встала дыбом, но легкая, сухая рука мягким похлопыванием по спине напомнила ему, где он находится и как нужно себя вести.
Через небольшое оконце в стене, до которого он смог дотянуться, пес оглядел улицу. Мимо проходил всякий сброд, жаждущий только дешевой выпивки.
«И чего Дзигоро занесло в эту зловонную дыру?» – проворчал про себя Йонард, провожая взглядом выползающего из таверны длинного иранца. «Вот ведь налакался», – облизываясь, подумал пес. Жаль, но вкус вина давно позабыт как сладкий сон из прошлой жизни. Бывший хозяин Хорасана прополз на четвереньках мимо собаки и упал в сточную канаву. Через минуту уши Йонарда уловили смачный храп.
«Человек привык жить в дерьме. Он вообще ко всему привыкает…» – начал было философствовать Йонард, но закончить рассуждения ему помешали.
Несколько всадников круто осадили коней возле кабачка и неловко слезли. Варвар узнал в них пелиштимийских наемников, когда те проходили рядом. Их приземистые фигуры и горбоносые физиономии, заросшие густой растительностью, были знакомы ему еще с первой встречи. Он вспомнил Керама и его потасовку со стражниками. Пес
«Уж не забыл ли Дзигоро про меня?» – мелькнуло в мозгу пса, когда он отошел от окна, не в силах больше смотреть на эти пьяные рожи, и вновь улегся, лелея мечту о сытном обеде.
На улице послышались негромкие голоса. От скуки и чтобы заглушить голод Йонард прислушался.
– Я тебе говорю, это тот самый. Сейчас зашел в трактир и сказал старому Самилу, что желает сделать запас в дорогу.
– А чудище, которое с ним?
– Да какое там чудище, простая собака, – фыркнул первый голос. – Пес заперт. И мудрец сказал, что он у него мирный.
Йонард впервые подумал, что у его теперешнего состояния есть и свои преимущества. Например, обостренный собачий слух оказался весьма кстати. Он затаил дыхание, стараясь не пропустить ни слова.
– И сколько, говоришь, египтянин обещал за этого желтого сморчка?
– Пять тысяч золотых.
– Пять… тысяч… золотых? – переспросил второй голос, – да кто он такой, этот Дзигоро? Князь китайский?
– Ну, у мага с мудрецом свои счеты, нам в них вмешиваться не стоит. Но если пять тысяч разделить даже на пятерых, уже по тысяче получится.
Голоса стихли.
Йонард приподнял лобастую голову. Египтянин? Уж не тот ли это египтянин, который натянул на него собачью шкуру? Танат забери его потроха! Ведь Йонард же ясно помнил, как в ту злополучную ночь под его зубами хрустели кости, как лопнула жила в порванном горле мага, и как Йонард долго сплевывал противную соленую кровь… Выходит, не добил! Как же он опростоволосился? Внезапно новая мысль обожгла его, как удар плети. Стражники сговаривались схватить Дзигоро и продать его хозяину Черной башни.
Эту мысль Йонард додумывал уже на ходу. И свелась она к холодной ярости, которая перебила даже беспокойство за мудреца.
Щеколда отлетела с первого удара, и серая молния метнулась через двор и по лестнице наверх. Жалобно вскрикнула перепуганная девчонка-служанка, со звоном покатился поднос. Дверь выросла перед Йонардом-собакой, и он не успел хорошенько обдумать, как преодолеть эту преграду, как та, сорванная с петель телом стражника, пролетела мимо и рухнула вместе с ним в придорожную пыль.
«Ух, Хрофт! Вот это удар!» – восхитился Йонард. А следом за первым по лестнице скатился следующий, и грохот падения утяжеленного кольчугой воина заглушил стоны его товарища.
В дверном проеме показался Дзигоро.
– Ну что, голубчик, заскучал? – увидев своего друга, он мягко улыбнулся.
Пес уставился на китайца непонимающим взглядом.
– Не желаешь миску похлебки? – неожиданно спросил он.
При упоминании о еде у пса потекли слюни.
– Заходи, – предложил Дзигоро, исчезая за дверным косяком.