В шкуре зверя
Шрифт:
Улучив момент, когда в плотном кольце антилоп образовалась брешь, пес метнулся туда, вклинился между животными, вынырнул из-под брюха, сжал челюсти на горле СВОЕЙ антилопы, и дернул ее назад, вон из круга, пытаясь спастись от острых копыт. Он бы никогда с ней не справился. Просто не хватило бы сил, щедро потраченных на обгон стада и на бестолковые прыжки, свойственные всякому новичку. Но неожиданно рядом с ним возникло стремительное, гибкое тело, и еще одна пара челюстей с торжествующим рычанием сомкнулась на горле ИХ ОБЩЕЙ добычи. Зеленые глаза волчицы сверкнули торжеством. Но в них было и другое чувство, древнее, первобытное, его пес тоже узнал. В это мгновение случилось то, чего так опасался Йонард. Человек исчез. Уснул. Растворился. Огромный серебряный пес окончательно победил и занял его место. Утрата мира людей, которая так печалила его еще этим утром, неожиданно перестала иметь значение. Зверь нашел свое место, свою подругу и свою стаю. Он больше не был одинок.
Впрочем, место в стае еще предстояло завоевать.
Они вместе лежали рядом с поверженной тушей антилопы и жадно рвали мясо с костей. Пес делился с ней охотно, без ревности и жадности, тем более что добыча принадлежала им поровну. Но постепенно вокруг стали собираться другие звери, которым не так повезло, которые решили, что большой и сильный чужак, появившийся неизвестно откуда, менее опасен, чем задние копыта антилоп.
Крупный серый волк, основательно израненный, но ничуть не присмиревший, приблизился к ним и повелительно рыкнул. Это был приказ сильного более слабому – уступить добычу и убираться. Пес заметил его не сразу, и понял, что передышка кончилась только тогда, когда лежащая рядом волчица злобно ощерилась. Пес оставил добычу, вскочил на лапы и смерил взглядом противника. Тот был немного мельче его, ниже, но, судя по мягким, стелющимся движениям и горящим глазам, волк был гораздо злее и опытнее в драке. Это был страшный противник. Не раздумывая ни секунды, пес прыгнул прямо на него, метя в горло, но волк увернулся и клыки пса вонзились в его плечо.
Пиршество было забыто. Волки бросили свою добычу и окружили соперников плотным кольцом. Тот же древний инстинкт, воспринятый вместе с собачьей шкурой, подсказал, что это тоже обычай – освященный веками и глубоко чтимый. Победит сильнейший, и только он сможет вырваться из образованного круга – круга смерти, и только он займет место в стае, место рядом с волчицей.
Они кружили, припадая на лапы, не отводя горящих, внимательных глаз. Пес был крупнее волка, гораздо сильнее и выносливее его, и, пожалуй, только на это и мог надеяться в смертельной схватке с опытнейшим бойцом. Измотать его, а потом, улучив момент, прикончить одним быстрым движением – так думал пес. Впрочем, он отлично сознавал, что волку его мысли известны, и он, должно быть, посмеивается про себя, если только волки умеют смеяться. Он был уверен в себе. Но и пес не собирался сдаваться. В последней вспышке, порожденной смертельной опасностью, ожила его человеческая память и именно она подсказала собаке, что, хотя новое тело его слушалось еще неважно, битым ему не быть. Он и в той, прошлой жизни редко бывал битым.
Волчица не пыталась ему помочь. Здесь была не охота, а поединок чести, вмешиваться в его ход было нельзя. Даже ей, ни у кого и никогда не спрашивавшей позволения поступить так, как хочется.
Уши волка были насторожены, тело прижато к земле, хвост напряжен. Он выжидал, и в этом таилась опасность для пса, который впервые оказался в этом круге смерти и сейчас пытался разгадать, что задумал его соперник. Но знал, что все равно не угадает. Внезапно ему показалось, что волк хочет отскочить в сторону, он метнулся за ним, но серое тело оказалось вдруг сбоку, за спиной, и пес почувствовал, как острые клыки впились в его загривок. Он бросился на землю, пытаясь скинуть волка, но тот, коротко рыкнув, сжал челюсти еще крепче. Пес вскочил, припал на передние лапы, извернулся, пытаясь достать врага зубами…
Его новое тело было телом бойца, хоть и не знало этого. Шкура, лежавшая на загривке большими складками, легко отделилась, пес вывернул голову и крепко укусил врага за шею. Смертельная хватка разжалась. Почувствовав себя свободным, пес тотчас ринулся в атаку, как ему показалось, очень быстро… Волк не стал отступать. Он просто распластался по земле, резко вскинул голову и в то мгновение, когда пес, не рассчитав прыжка, пролетел над ним, рванул зубами беззащитное брюхо. Собака с воем припала к земле.
Волк, дважды раненый в схватке – уже не боец. Но пес был сильнее и выносливее любого волка. И именно в этот миг, борясь с одуряющим приступом боли, прижимаясь порванным брюхом к земле, он понял, что победа достанется ему! Соперник, уверенный в том, что ему осталось лишь добить поверженного врага, медленно двинулся вперед.
Отбросив волчьи уловки, пес встал, опустил голову с прижатыми ушами и, подняв могучие плечи, молча и яростно ринулся на врага. Волк опоздал на долю мгновения. Мощные челюсти впились ему в загривок. Он попытался вырваться, но пес держал его мертвой хваткой, приемом, которого не знали и не могли знать волки. Что-то хрустнуло в загривке врага… и бой кончился.
Пес поднял тяжелую голову, пытаясь сквозь пелену усталости и боли разглядеть волчицу. Но увидел другого…
Это был огромный седой зверь, налитый тяжелой мощью, той, которой наделяют лишь долгие годы и опыт бесчисленных схваток. Пес понял, что ЭТОМУ зверю здесь соперников нет, и не будет еще очень долго. Пожалуй, ему он и сам не соперник. Волк глядел на чужака внимательным зеленым взглядом, в котором псу смутно увиделось что-то знакомое. Этот взгляд, понял пес, и решит его судьбу.
Вожак молчал долго, так долго, что пес успел испытать смятение, возмущение, гордость, усталость и, наконец, безразличие.
«Чужак, ты можешь остаться», – седой волк мигнул зелеными глазами и пропал, словно приснился.
Одним прыжком волчица оказалась рядом.
Это была небольшая стая. После охоты на антилоп их осталось всего восемь, но восемь сытых волков лучше десяти голодных…
Жили они прямо здесь, рядом, копая норы чуть ли не под стенами города. Там, где земля была крепче и не грозила осыпаться и погрести новорожденных щенков. Впрочем, вожак стаи был осторожен. Они проникали в оазис только ночью – бесшумные серые тени, проклятье караванщиков. В другое время волки, изнывая от жажды, разрывали сухой песок в только им ведомых местах, добирались до влажной земли и жадно лизали ее пересохшими языками.
Но и эти предосторожности не всегда спасали волков от коварных ловушек, которые устраивали люди у воды или на караванной тропе.
Большая Охота, на которую попал пес, была явлением не частым, и, видимо, это объясняло ненасытную жадность волков во время пиршества. Когда не было антилоп или другой большой добычи, годились суслики и мыши. Когда не было ни тех, ни других, волки сидели голодными с терпением воинов, поджидая лучшие времена. Если желудки совсем подводило к спине, Седой с большой неохотой выводил волков на караванную тропу. После охоты на двуногую добычу стая уменьшалась вдвое. Одиноких путников, заблудившихся в песках, волки называли «зубастое мясо», отдавая дань уважения трудной добыче. Стая Седого не брезговала человечиной. Впрочем, иначе тут было нельзя. Стая никогда не углублялась далеко в выжженную солнцем пустыню, но и предгорья ее не манили. Там были охотничьи угодья их собратьев и иногда волки Седого вожака, Большого Пегого и Рваного Уха встречались на границе владений. Встречались вполне мирно. Большой Пегий и Рваное Ухо – так звались два больших и лютых зверя, державших окрестности в почтительном страхе. Они были сыновьями Седого, о чем не забывали сами и не давали забыть стае. Родственные узы почитались в волчьих семьях так же свято, как и в человеческих. Седой поступил благородно и мудро, дав в надел молодым сыновьям лучшие земли. А сам остался водить стаю в самых опасных и голодных местах. Чтобы выжить там, где жили эти волки, мало было одной отваги, ловкости и силы. Нужна была мудрость, которой из всех вожаков обладал один Седой.
И все-таки выжить удавалось далеко не всем.
Возможно, поэтому сильного и храброго чужака так легко приняли в стаю.
Все это пес узнал от своей подруги. Она была удивительным созданием – своевольным и бесстрашным. Совсем юная, она уже прекрасно знала, что такое смерть. Знала… и не боялась.
– Волки уходят, – говорила она с безмятежным спокойствием, которое доступно лишь очень мужественным сердцам.
Как-то пес спросил:
– Куда уходят волки?
Подруга подняла голову, взглянула на него дикими изумрудными глазами: