В шкуре зверя
Шрифт:
Сплошной песок сменился редкой и пожухлой растительностью, прятавшейся от солнца в основном по низинам. Потом как-то сразу выросли горы, до этого лишь смутно маячившие на горизонте.
– Здесь будем стоять до следующей луны, – отдуваясь, объявил Хаим-Лисица, – пока доблестному Ардаширу не надоест сторожить свою тень.
Йонарда хорошо покормили, что его, впрочем, уже перестало удивлять, а потом надели на него железную цепь и привязали к кольцу, вбитому прямо в каменную стену небольшой, но сухой и вполне обжитой пещеры. Видимо, здесь разбойники обычно пережидали облавы. Йонард невольно подумал, что кстати помянутый
Оставшись в одиночестве, Йонард сразу же попробовал освободиться, но понял, что ни к чему это не приведет. Цепь в стене пещеры была закреплена намертво, и Йонард не мог даже удавиться. Впрочем, он и не собирался. Разные мысли посещали его в эти долгие одинокие часы, и все больше о том, как стать человеком и расправиться с египтянином и с Хаимом, и, по возможности призвав справедливое возмездие, наложить руку на сокровища разбойников. Короче говоря, сначала отомстить, потом стать человеком, а потом обрести сокровища – именно в таком порядке… или наоборот. В конце концов Йонард запутался окончательно – чего ему хочется больше. Мыслей о том, что он может никогда не вырваться из собачей шкуры и даже погибнуть по прихоти толстого предводителя разбойников, Йонард не допускал. И нельзя было ему допускать таких мыслей, иначе и взвыть можно от безысходной тоски.
На следующий вечер его впервые не накормили. Йонард потоптался на месте, погремел цепью и лег. Умение терпеть холод, голод и боль было его неразменным достоянием, однако он не собирался терпеливо спускать издевательства над собой. Поэтому планы мести буквально роились у него в голове, один другого кровожаднее. Правда, поделиться ими было не с кем, а воплотить в жизнь немедля не представлялось возможным. Было от чего сойти с ума.
Несмотря на это ночь в разбойничьем лагере прошла спокойно. А под утро прибыл тот самый маленький, остроухий человек на смешной лошаденке с широкими неподкованными копытами и умными глазами.
Он бросил поводья одному из разбойников и прошел к костру, где Хаим-Лисица отогревал замерзшие пятки. Они у него почему-то всегда мерзли.
– Принес? – буркнул Хаим, не утруждая себя дружеским приветствием гостю.
Мердек упал на колени, уткнулся лбом в землю, точнее почти в грязные туфли Хаима, и зачастил, захлебываясь слюной и словами.
– Что ты там бормочешь, Мердек? – недовольно прикрикнул Хаим, испытывая сильное искушение ткнуть человечка ногой прямо в его острую мордочку. – Она с тобой?
Мердек привстал и быстро закивал головой. Хаим протянул руку.
– Повелитель отважных воинов, досточтимый Хаим, сын Ремиза и отец Керама конечно знает, как обращаться этой вещью?
Хаим-Лисица передернул плечами:
– Тебя еще на свете не было, когда отец мой, которого ты, шакал, по своей мерзкой привычке поминаешь и кстати, и некстати, – предводитель повозился, устраиваясь на одеяле поудобнее и продолжил, – научил меня, как обращаться со случайно попавшими к тебе в руки чужими тайнами.
– Отец повелителя был мудр, – проговорил Мердек то ли с настоящим, то ли с притворным почтением. – И повелитель до сей поры поступал мудро, повелев хранить
– А это не твое дело, собака, – зевнул Хаим, не спавший всю ночь, поэтому раздраженный сверх всякой меры. – Принес, так давай сюда.
Мердек поколебался мгновение, но острый взгляд Хаима, брошенный им из-под густых бровей, заставил маленького хитреца пошевеливаться.
– Будь осторожен, повелитель, – предостерег Мердек, протягивая сверток.
– Пошел прочь, – равнодушно отвернулся Хаим-Лисица, пряча под густыми бровями настороженный взгляд. Он осторожно погладил ладонью шершавую шкуру и отдернул руку, словно обжегся. Палец коснулся большого драгоценного камня. Дырявые шатры, убогая роскошь разбойничьего лагеря и вечный страх перед городской стражей – такая жизнь была по-своему приятна и волновала кровь, но она не могла продолжаться вечно. Рано или поздно все разбойники заканчивали одинаково. Их головы становились украшением городских стен Хорасана.
Нужно вовремя уходить. Взять большую добычу – и уходить. Но для того, чтобы удовлетворить алчность старого Хаима-Лисицы, добыча должна быть не большой, и даже не очень большой, а огромной. Хаим нашел такую добычу, теперь осталось взять ее. Для этого он послал в неблизкий и небезопасный путь Мердека. Для этого ему нужен был этот сверток. Но для того, что он задумал, ему не нужны были слишком проницательные помощники, которые не могут держать язык за зубами.
«Надо проучить Мердека, – решил Хаим. – А то в парне уже вода не будет скоро держаться, не то что Обряд Посвящения. Слуга должен любить хозяина больше жизни и бояться его больше смерти, только тогда слуге можно доверять».
Утром Йонарда опять не кормили, но в этот раз он не стал греметь цепью. Он понял: его не забыли. Его морили голодом нарочно, чтобы разозлить, и, съешь Танат их потроха, им это удалось! Он лежал у стены, положив большую голову меж передних лап, и размышлял, но не о бренности всего земного, а о том, как вцепиться в горло Хаиму-Лисице.
Неожиданно звонкую тишину подземных коридоров нарушили гулкие шаги и далекие голоса, и следом за ними пришел рыжий свет факела, рассеявший темноту. Йонард насторожился. У входа в место его заточения возникли двое здоровенных разбойников, которые молчаливо и сосредоточенно волокли третьего, то ли мертвого, то ли пребывающего в обмороке от страха. Разбойники доволокли его и, опасливо косясь на Йонарда, впихнули прибывшего внутрь, как мешок с верблюжьим дерьмом. Следом о каменный пол звякнула сабля. Человек слишком резво для недавнего покойника вскочил на ноги и попытался было юркнуть обратно, на волю, но стража преградила ему путь и равнодушно и жестоко затолкнула назад.
– Пусть он хоть объяснит, за что? – срывающимся голосом крикнул Мердек. – Уж не за то ли, что слишком верно ему служил?
Стражи не ответили. Может быть, не знали, а может, не имели желания болтать с обреченным. Мердек схватил саблю, бросив на разбойников быстрый и оценивающий взгляд, но как ни быстр был этот взгляд, стражи его заметили. Их оружие, как по команде, поползло из ножен, но не для того, чтобы помочь Мердеку в неравной схватке, а для того, чтоб сразу укротить его, если он вдруг – чего на свете не бывает – решит, что они более легкая цель. И Мердек понял, что недавние собратья по ремеслу его не выпустят.