В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 1. Успех

Иванько Татьяна

– Мягчайший тёплый шёлк, тонкий, но плотный, стекла столько же, сколько воздуха, потому они легко завиваются от влаги и разглаживаются так же легко. Податливы и послушны.

И он провёл пальцами вдоль пряди, будто прочёсывая, чтобы показать нам, на просвет, но второй рукой задержался на Таниной голове, спустив пальцы к шее и подбородку, ощупывая, будто лаская.

– Посмотрим на лицо, – сказал Вальдауф, а волосы, отпущенные им, упали волной на Танино плечо. – Что мы видим здесь? Кто скажет?

– Губы! – крикнул я.

Все засмеялись, включая Вальдауфа.

– Кто ещё скажет что-нибудь?

– Глаза, –

сказал Курилов.

Вальдауф кивнул.

– Два полюса. Обычно преобладает что-то одно, либо черты соразмерны, вот как у нашей Кариночки и Оли без выдающихся. А здесь мы видим длинные тяжёлые веки, ресницы чёрного цвета, как и брови, и радужки пигментированы интенсивно, что странно для такой светлой и тонкой кожи. Если бы Танюша была японкой, это бы всё объяснило, но очевидно, что если Дальний Восток и подмешан здесь, то самым странным и даже спорным образом. Какого цвета ваши волосы на самом деле? – спросил Вальдауф, продолжая держать её лицо своей ладонью, касаясь шеи.

– Это природный цвет, – ответила Таня, почему-то хмурясь, и даже бледнея, врёт и не хочет, чтобы все это знали?..

Вальдауф удивлённо приподнял брови, снова взял пальцами её прядь и поднёс ближе к своему лицу, вглядываясь в неё и перебирая, потом накрутил вокруг ладони и посмотрел на корни. Что-то промелькнуло в его лице.

– Да… правда. Не ложь…да, теперь я понял… Что ж, тем интереснее…

Он снова отпустил её волосы и посмотрел на нас.

– Кто скажет, почему мы имеем вот это: такое смешение цветов, стоящих на противоположных сторонах цветовой и контрастной шкалы? – спросил он, продолжая держать в ладони Танино лицо.

– Может, она эльф? – сказал я.

Все засмеялись.

– Да нет, Снежная Королева, – сказал Сиволобов, ухмыляясь.

– Сказки вдохновляют, верно, как и красота, всегда вдохновляет живописца, – улыбнулся Вальдауф. – Ну что ж… Таня, что скажете, откуда вы?

– Я родилась в Ленинграде, – сказала Таня. – И мои родители и бабушки и дедушки тоже ленинградцы. Но… Я не знаю, откуда были предки тех, кто первым приехал в Петербург когда-то…

В Ленинграде… вот так, а мы-то Кировск какой-то, городков с подобными названиями по пять в каждой области от Калининградской до Хабаровской.

У Вальдауфа дрогнула бровь, комментировать, однако, он не стал.

– Нос прямой, небольшой и кажется немного приподнятым, потому что такова линия лица, подбородок выдаёт внутреннюю силу, скрытую, потому что он не выезжает впереди лица, он ведёт черты за собой. Линия скул… когда юность покинет вас, скулы станут острее, появится тот пикантный залом впалых щёк, что так эффектен на фото. В целом все черты, выпуклые и яркие, кажется, перебивающие друг друга при первом взгляде, объединяет гармония и… кто скажет правильное слово?

Вальдауф посмотрел на всех.

– Манкость, – произнёс Серёга Черток, Очкарик.

Вальдауф улыбнулся.

– Именно. Превосходное слово… А ещё очевидна независимость и внутренняя свобода, происходящие от раннего взросления. У вас в детстве были какие-то испытания, Таня? Вы были одна? В одиночестве дети быстро взрослеют…

Таня не ответила, немного приподняв голову, так что пальцы Вальдауфа, коснулись уголка её губ, намеренно или случайно, но выглядело со стороны это очень эротично… даже для меня, у меня редко встаёт от подобных зрелищ, но сегодня

встал… манкость…

– Очень длинная высокая шея в гармонии с длинными руками, ногами, бёдрами, пальцами, особенный удлинённый тип, не слабый и дробный, но гибкий и сильный. Притом очень женственный, самый далёкий от мужского.

Он поднял на ноги Таню, наконец, отпустив её. Она очень высокая, если две другие доходили высокому Вальдауфу одна до плеча, а вторая – едва до подмышки, то Таня, без каблуков, не так как другие девочки, поднявшись, закрыла его подбородок своей макушкой. На ней свитер и шорты, а на ногах ботфорты, она носила их со всем подряд, или грубые ботинки, и это получалось клёво…

– Сколько сантиметров ваша талия, Таня? – спросил Вальдауф, усмехаясь, вероятно думая, что она не сможет ответить.

– Пятьдесят семь, – с готовностью ответила Таня.

Вальдауф усмехнулся, посмотрев ей в лицо, для чего обошёл её.

– Шутите? Откуда вы знаете?

– Измеряла вчера. Мне сказали, похудеть, вот я и слежу…

По аудитории пробежал как-то шепоток или вдох.

– Кто сказал? Какой-то маньяк? – спросил Сиволобов.

– Нет, в Доме Моды, – просто ответила Таня. – Ну я… подрабатываю… иногда.

– А рост?

– Метр семьдесят шесть.

Вальдауф взялся за её объёмный свитер сзади, натянув его, и Танина фигура выступила как узкая скрипка.

– Неплохо, – нервно хохотнул Щелкун Сиволобов.

– Что мы скажем? Север, юг? Восток? Запад? – спросил Вальдауф, выпуская свитер, и изящная скрипка снова скрылась в рыхлой вязке свитера. Остались только бесконечные ноги, шея, и белые светящиеся волосы.

– Ленинград, – хрипловато произнёс Курилов, на него страшно было смотреть. Господи, чё ты ждёшь, Курилов, валенок, что Вальдауф приберёт её себе, неужели не чувствуешь, что наметился уже?!

Все обернулись на Богдана и засмеялись, расслабляясь…

– А в целом нам необычайно повезло ребята, что в нашей группе целых три очаровательнейшие и такие разные девушки. Предлагаю каждому выбрать модель из троих, девушки же выбирают модель произвольно. К трём наброски сдать. И помните всё, что я сегодня рассказал о типах, севере, юге и прочем, завтра спрошу. Изучить. В библиотеке есть материалы по внешностям разных народов мира. Альбомы выдают в читальный зал…

…Да, в тот день, это был конец ноября, я устроил себе маленькое удовольствие с девушками. Из трёх девушек две вели себя, как положено, были влюблены в своего преподавателя восторженной любовью, не требующей ни романа в ответ, вообще ничего, кроме капли внимания. Две из трёх. Но третья… Спокойна и уважительна, но холодна и отстранена, мне казалось, она даже не видит меня, глядит как будто сквозь. Это заводило меня всё больше. Мне хотелось понять, что такое в ней особенное, что так притягивает, кроме необычной яркой красоты. Манкость, сказал Очкарик, как называет Чертко шутник Лиргамир… И семестр приближался к концу, мне хотелось как-то задеть, расшевелить Таню Олейник, я даже наставил ей «неудов» просто так, придираясь к несуществующим недостаткам её работ или ответов на вопросы. Впрочем, от этого работы становились только лучше, читала она всё больше, слушала лекции внимательнее, так что мои придирки шли на пользу талантливой художнице, но никак не действовали на неё как на женщину.