В своем краю
Шрифт:
— Несовременно как-то! — сказал Сережа. Богоявленский усмехнулся.
— Проверь себя — прекрасный случай, — отвечал учитель.
Сережа в восторге уехал с сестрой, а Богоявленский заперся у себя и, схватившись руками за голову, просидел над столом целый час.
Постучали в дверь и позвали его обедать. Он вышел, как часто выходил: бледный, всклокоченный, злой, но в столовой душа его прояснилась: Варя Шемахаева была тут.
Отобедали молча. Только под конец Авдотья Андреевна начала бранить Милькеева.
—
— Ужасно, ужасно! — воскликнула Анна Михайловна. — Возненавидел и чернит... А про князя прямо говорит, что он глуп...
— Я ему последний раз сказала, — продолжала старуха, — мне очень жаль, мсьё Милькеев, что мой старый друг, княгиня, вам не по вкусу, но что ж делать! Всем не угодишь. «Извините, говорит, Авдотья Андревна, я не знал, что она вам друг!» Я говорю: «Не беспокойтесь, мой милый, она от вашего мнения ничего не теряет!» Покраснел и ни слова.
— Покраснел и ни слова! — с восторгом взвизгнула Анна Михайловна.
— Не хотел отвечать верно! — заметила Варя, — по доброте не хотел старого человека сердить.
Богоявленский ободрительно взглянул на Варю, и Варя продолжала: — А я так со смеху умираю всегда, как княгиня начнет всю свою родословную перебирать... Граф Иван женился на княжне Прасковье; а Прасковья сестра была графу Василию, и граф Василий брат княгине Василисе... А уж Василиса никак самому Чорту Иванычу Веревкину была сродни!
Богоявленский и и Максим Петрович засмеялись. Авдотья Андреевна побледнела еще сильнее обыкновенного.
— Не нам с тобой, Варвара Ильинишна, о людях так строго судить! Еще к тебе люди слишком добры. Мало ты дурила и дуришь, а тебя все на глаза к себе пускают! Ну, заступалась бы ты за Лихачева, коли он тебе и твоему брату приятель; а Милькеев что тебе дался, что ты за него взъелась?
— Умный и образованный человек! — пылко возразила Варя. — И молодец — третьего дня приехал на тройке, на крыльцо вышел — картина! Сел и полетел!
— Образованный? — спокойно переспросила старуха, — с каких это ты пор за образованностью гоняться стала?.. Прошлого года никак книги вверх ногами держала, да на девку сваливала, что, мол, девка, каналья, так подала...
Варя покраснела и отвечала еще задорнее: — Что ж! Коли я сама необразованна, так в других цену знаю. А в необразованности моей старые же дворяне виноваты, а не я. Ваш брат, а мой папа был так глуп, что не позаботился. Все это старье на одну осинку бы.
Богоявленский ликовал молча. Авдотья Андреевна потеряла терпение.
— Послушай, ты, глупая девка, если я тебя на глаза к себе пускаю, так это оттого, что ты моего брата дочь, а сама ты грязной ветошки не стоишь... Ступай вон — и не езди больше сюда. А не то я тебя холопьям велю вытурить...
— Погодите, — сказала Варя, глядя в окно, — еще лошадь за мной не приехала. А вы не командуйте, когда у вас своих мало... Дали Любаше тройку — да и все тут, и прогнать меня не на чем... Пешком я не пойду по снегу.
С этими словами она встала из-за стола и ушла в комнату Богоявленского.
— Экая вышла дрянь! — грустно сказала Авдотья Адреевна. — Кто бы мог подумать! Девочка была милая прежде.
— Это она занеслась оттого, что ее в Троицкое на вечер пригласили, — заметила Анна Михайловна.
Авдотья Андреевна вздохнула.
— Нет! — отвечала она потом, подмигивая ядовито, — это пустое. От этого не испортится. Скорей этот Милькеев вбил ей что-нибудь в голову или кто-нибудь еще почище Милькеева. От зла и низости нигде не убережешься. Вот и Сергея послушать, так волос дыбом станет... Да, впрочем, я скоро все это по-своему перековеркаю!
Богоявленский понял намек и, вставши из-за стола, пошел в свою комнату. Варя, услыхав, что он идет, схватила со стола книгу, перевернула ее вверх ногами и притворилась, будто читает.
— Эх, Варвара Ильинишна, вы вот балуетесь да шутите... — сказал Богоявленский, — а мое дело плохо. Авдотья Андревна хочет и меня согнать со двора...
— Большая беда! — отвечала Варя, — а у брата дом на что? У нас поживете, пока место найдете...
— Эх вы! Вы не знаете. Я себе дал слово нажить рублей хоть триста, чтоб уехать куда-нибудь отсюда... Куда-нибудь, где люди больше на людей похожи. Авдотья Андревна должна мне за два месяца; пока не заплатит, не выгонит... Терпелива, крепка, старая!.. А заплатила — марш... и не хватит по моему расчету... Уж надо рожном против рожна... Терпение против терпения...
— Оттого-то вы за обедом меня не поддерживали? И за Милькеева не заступались? А я так его за одно то уж люблю, что он, как приедет, все им наперекор говорит... Надоели они мне все, как горькая редька! Рада я радехонька, что сНовосильскими познакомлюсь... Я уж приготовила светло-лиловое платье к вечеру и бархатками чорными обшила... Блеснем!
— Ой! не хвались, едучи на рать! — сказал Богоявленский. — А я бы на вашем месте не поехал.
— Это отчего? — с гордым и кокетливым движением головы воскликнула Варя.
— Да что ж... По-французски вы не знаете; в светском обществе не бывали. Срежетесь еще — что хорошего!
— Срежусь! — с досадой возразила Варя, — еще это увидим!.. Чем это я так плоха? Что там экзаменовать меня будут, что ли?
— Экзаменовать, Варвара Ильинишна, точно что не будут; а что срежетесь — мудреного нет!
— Зависть это вас гложет... Самих не звали...
— Как не звать — звали! Вчера Милькеев говорил... А я все-таки не поеду!