В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски
Шрифт:
Хранили мясо в двадцатилитровых алюминиевых бидонах, плотно закрывавшихся крышками. Эти ёмкости мы иногда закапывали по горловину в прибрежный песок у самой воды Тунгуски. Так как вода была холодной, то мясо хорошо сохранялось довольно длительное время. Но чаще всего закапывали бидон в песок (если дно было каменистым, то обкладывали камнями) ближайшего к очередной стоянке притока или ручья.
Дело в том, что температура воды в притоках Подкаменной Тунгуски была значительно ниже, чем в самой реке, и в них мясо могло сохраняться сколь угодно долго. Зачастую температура в притоках (мы замеряли её тремя термометрами в каждом встреченном ручье – притоке) составляла 0 °C, а иногда и –1 °C! Столкнувшись в первый раз с этим феноменом, мы решили, что сломался градусник, но два других показали тот же результат. Видимо вода в этих ручейках была напорной, поступавшей на поверхность земли из артезианской полости, залегавшей между двух мёрзлых пластов. Возможно,
Разница температур воды в Тунгуске и её притоках приводила к тому, что в месте впадения ручьёв в реку над водой в любое время суток стоял лёгкий туман, вода «парила». А в местах впадения более крупных притоков густое «молоко» расползалось, чуть ли не на половину ширины реки! Особенно красиво смотрелось это явление природы в жаркий солнечный безоблачный день. При определённой сноровке, по этому «парению» в месте слияния и перемешивания вод разной температуры можно было точно определить устье ручья, от которого обычно и начинался каждый из наших маршрутов.
Около фактории Куюмба в Подкаменную Тунгуску впадал довольно крупный правый приток с ледяной водой – речка Юктамакит. Кроме того, что в дельте впадения в Тунгуску она намыла обширную песчано – галечниковую отмель (конус выноса), протягивавшуюся почти до середины реки, ещё и перекрыла видимость вдоль реки туманной завесой более чем на половину ширины Подкаменной. Благодаря этому, столь удачному сочетанию природных факторов в одном месте, мы порвали на этой намытой притоком шивере несчётное число алюминиевых шпонок винта, хотя и регулярно вскидывали «сапог» мотора над водой. Однако всё время держать мотор над водой не получалось. Несмотря ни на что винт надо было хотя бы иногда опускать в воду, чтобы плыть по реке! Хорошо хоть винты не поломали. Эта Куюмбинская шивера на участке дельты Юктамакита зрительно навсегда врезалась в мою память как одна из самых запоминающихся и красивых на Подкаменной Тунгуске. Сразу после завершения сезона яркая картина «дымящегося» Юктамакита довольно часто снилась мне по ночам. Иногда (конечно реже) вижу её и сейчас.
Мясо не экономили, жарили его на большой чугунной сковороде, варили с макаронами и кашами, и вообще, приготавливали во всех видах, кто и как хотел, в меру фантазий. Когда мясные запасы начинали истощаться, снова начиналась охота на очередного зверя.
Как-то нас пригласил к себе в гости на дружеское застолье начальник метеостанции Сергей – «Абвер». В здешних краях существовал неписаный закон – в гости нужно было ездить без оружия. А если кто-то проезжал мимо чьей-то стоянки с оружием и останавливался, то должен был вешать предварительно разряженное ружьё на сучок или гвоздь специального столба, а нож необходимо было воткнуть в этот столб. И только после этого, уже безоружному гостю, можно было садиться за стол, где в любое время суток ему предлагали еду и спиртное. Я неважно чувствовал себя и не поехал на пирушку. Туда съездила сборная команда из двух отрядов. Геологи засиделись там допоздна, выехали домой в сумерках, и причалили к нашей стоянке лишь тёмной ночью. Хорошо ещё, что небо было открытым, и окрестности реки были освещены яркой, почти полной луной.
После окончания сезона встретился в общежитии со своими товарищами: Лёшей – «Усом» и Толиком – «папой Булкиным», отработавшими полевой сезон на берегах Нижней Тунгуски, где таёжные законы ничем не отличались от неписаных порядков в окрестностях – Подкаменной. Довелось услышать от них интересную историю развития подобной поездки в гости в их экспедиции.
Начало посещения местных знакомых охотников было аналогичным – нашему. Несколько человек без оружия съездили на встречу с употреблением значительного количества спиртных напитков, распеванием песен над широкой безлюдной рекой, плясками на песчаном берегу под мелодии радиоприёмника и нетрезвыми возгласами: «Ты меня уважаешь?!». Поздно вечером на моторной лодке «Прогресс-4» возвращались навеселе на свою стоянку. Мясо ранее добытого лося у них заканчивалось, и нужно было начинать охоту на следующего зверя.
Вдруг неожиданно прямо посреди реки они увидели лосиные рога. Перевозить тушу лося к базе по воде легче всего, вот только оружия у этой компании не было. Быстро обыскав лодку, среди инструментов нашли топор и стали на малых оборотах мотора медленно подъезжать к лосю так, чтобы добытчику удобнее было бить его с правой руки. Этот сильный, коренастый, но не совсем трезвый участник экспедиции ударил лезвием сохатого по голове между рогов. Топор срубил один из рогов и, вместе с ним, упал на дно реки, вывернувшись из руки нетвёрдо стоявшего на ногах охотника.]
Лось, несмотря на полученный серьёзный удар и другие попытки добыть его с дальнейшим использованием в различных вкусных первых и вторых блюд, упорно продолжал плыть к берегу. Видимо у него было своё мнение на этот счёт, и оно не совпадало с желанием пьяных геологов – гурманов! Между тем ему оставалось преодолеть совсем небольшое расстояние. Компания же, взбудораженная близостью большого количества беспомощного в реке мяса, судорожно предпринимала последние отчаянные способы всё-таки добыть уплывающего лося! Его начали бить руками, ногами, зажимать ему ноздри. Ничего не помогло!
Лось со сбитым рогом и разбитой губой вышел из воды на берег, недобро посмотрел на кучку пьяных хулиганов. Он немного подождал, не выйдет ли кто-нибудь из этих «героев» на берег для неспешной таёжной беседы, издал угрожающий, яростный трубный, призывающий к схватке рёв, начал рыть копытом песок, пытаясь всеми известными ему способами вызвать врага, а лучше всех вместе одновременно, на смертельный поединок с ним. Что именно на – смертный бой, не вызывало сомнений ни у кого из находившихся в лодке «охотников – добытчиков». Они прекрасно понимали, что полуоглушённый взбешённый коварным нападением сохатый, просто размажет их всех с металлической лодкой впридачу по прибрежному песку, так как ему – то мясо геологов не было нужно. Но он так и не дождался вдруг оробевших и присмиревших противников для страстно желаемого честного боя, размашистыми резкими движениями наклонённой головы немного пободал уцелевшим рогом окружающее пространство, со свистом рассекая им воздух, и, избитый, разозлённый, неудовлетворённый ушёл в тайгу.
Раздосадованная такой неудачей компания, после ухода лося, шумно выражая своё неудовольствие подобным исходом охоты, смотрела вслед упущенному зверю, пока тот не скрылся в тайге, повздыхала и отправилась к себе на базу. Однако выйти на берег и продолжить попытки добычи лося на твердой земле желающих почему-то не нашлось. Эти люди работали в тайге не первый сезон и знали, что когда разъярённый лось идёт по тайге, попутно сметая небольшие деревца, то от него шарахается в сторону сам хозяин тайги – трёхцентнеровый бурый медведь, уступая дорогу неукротимому таёжному великану!
Так что, на берегу, взбешённый лось легко бы добыл, даже одним рогом, всю охотничью бригаду вместе с моторной лодкой и топором!Егерь Андрей и его пёс «Цыган»
Судьбы людей, приехавших сюда с «материка» – из обжитых мест России и СССР, почти всегда необычны. Например, наш егерь Андрей оказался бывшим солистом Киевского оперного театра. Как-то, вернувшись из командировки, он застал жену в объятьях своего лучшего друга. В общем, ситуация получилась, как в самых распространённых анекдотах, начинающихся со слов: «Возвращается муж из командировки…». Это событие так его всколыхнуло, что он всё бросил и уехал в тайгу, где прижился и работал егерем уже много лет.
Ему было около сорока лет, среднего роста, стройный, сероглазый и черноволосый – он был доброжелательным и спокойным человеком. Егерь немного прихрамывал на левую ногу. Сплавляясь по большой воде на быстроходной, но не очень устойчивой моторной лодке типа «Казанка», он перевернулся на одном из порогов. Винтом своего же мотора ему разрезало ногу. И рана-то была не слишком глубокой, но лопасть винта ударила в очень неудачное место на голени, серьёзно повредив сухожилие. Андрей тогда выплыл из воронки и в ледяной воде сумел добраться до берега. Время было вечернее, развести огонь он почему-то не смог: то ли плохо завернул спички, то ли они у него выпали, то ли держал их в лодке, а не при себе. Как бы то ни было, но он после купания в ледяной воде, раненый, лязгал зубами до утра на берегу, пока его не подобрала проходившая лодка. Андрей сильно простыл и долго болел, но всё закончилось благополучно, вот только хромота осталась на всю жизнь. Впрочем, его самого это, похоже, мало смущало.
Общительный и улыбчивый, Андрей быстро нашёл общий язык с нашим небольшим отрядом, да и со всей экспедицией, и каждый год с нетерпением ожидал начала полевого сезона и приезда своих новых знакомых. Проезжая по реке, он обязательно останавливался поговорить с геологами. Ему явно не хватало общения, благодарной публики. Прежний киевский лоск здесь с него, конечно, слетел, но он ещё был симпатичным мужчиной в расцвете лет. Мужественное, немного удлинённое гладко выбритое лицо его при встрече с нами расплывалось в улыбке. Он, картинно разводя руками, исполнял своим сочным баритоном короткий отрывок из какой-нибудь арии, типа: «Кто может сравниться с Матильдой моей, Сияющей искрами чёрных очей…». На диком берегу реки это оперное выступление смотрелось настолько забавно, что мы не могли удержать улыбки. Он не обижался, так как именно на такой эффект и рассчитывал. Публика, внимание, поклонники (лучше поклонницы), аплодисменты, слава, цветы, – всего этого ему явно не хватало здесь. Исходя из наблюдений за ним, я пришёл к выводу, что Андрей всё равно не задержится в этих краях навсегда, хотя он безапелляционно заявлял обратное.