В тени малинового куста
Шрифт:
Петька захохотал, а я чуть не расплакалась, потому что в книге на каждой строчке я видела: «Женька уезжает!!!» Наверное, я схожу с ума…
– Пошли, – потянул меня за руку Киселев, – ты обещала танцевать со мной.
А в гостиной народ отплясывал толпой под «АББУ». Когда мы присоединились к ним, из магнитофона раздались звуки моей любимой «Dancing Queen».
Какая-то сила выбросила меня в центр круга танцующих гостей. Я отчаянно крутилась, изгибалась, словно травинка, послушная ветру. Я не понимала тогда, что, кружась в танце, выталкиваю из себя свои безмерные страдания о несостоявшейся
Но мелодия закончилась, и мои вращения и изгибы стали напоминать движения волчка, который вот-вот должен остановиться и упасть на бок. Но упасть мне не дали. Под ласковый баритон Тома Джонса меня подхватил Петька.
– Извини, мне надо в ванную, – потихоньку отстранилась я от него.
Влажное от пота платье я просто прополоскала и отжала, а сама влезла под душ, ополоснуться. Смыв остатки косметики, я посмотрелась в зеркало, и мне показалось, что волосы мои продолжают искрить. Но мне почему-то было так легко!
Выйдя из ванной, в полутьме коридора я уткнулась в кого-то.
– Сейчас вы танцуете со мной.
– Почему это именно с вами?
– Потому что я именинник и хозяин дома. Разрешите представиться: Алексей, – он склонил голову и щелкнул каблуками.
– Мы будем танцевать здесь, в коридоре?
– Нет, – Леша галантно подал мне руку, и мы прошли в гостиную. Тома Джонса сменили Битлз.
Моя любимая: «Is there anybody going to listen to my story…»
Едва мы начали танцевать, у меня голова пошла кругом и все внутри задрожало. Что это со мной? Что происходит? Мне показалось, что все эти розово-голубые молнии переходят от меня к нему и обратно. Под ложечкой что-то вибрирует, стараясь попасть в такт чему-то совсем незнакомому. Вспомнив бабушкины объяснения, я решила, что это наши с Алексеем души настраиваются на одну волну. А, может, мне это чудится? Или это головокружение от жары, переживаний и глотка теплого вина за здоровье именинника?
Отстранившись от Леши, я отошла в угол комнаты и присела на подлокотник кресла. Я вдруг застеснялась своего влажного платья, а он встал у окна и, взяв в руки гитару, стал что-то наигрывать.
– Пора уж и по домам, народ, скоро метро закроется, – сказал кто-то.
– Одиннадцатым номером пойдем, – засмеялись ему в ответ.
Что-то такое произошло со мной, я забыла про Женьку, про малиновый куст, желтый кабриолет и маму с папой.
Мы с Лешкой были в разных углах комнаты, между нами танцевали и веселись гости, а мне казалось, что звучит лишь гитара, и никого нет, кроме нас двоих. Мы просто не могли оторвать глаз друг от друга.
– Не уходи, придумай что-нибудь, – читала я в Лешкиных глазах.
– Я не хочу уходить, но не могу найти причины, чтобы остаться, – говорили в ответ ему мои глаза.
– Если хочешь остаться, останься просто так, – умоляли его глаза.
– …
Иногда ветер закручивал тюль и разделял наши взгляды, тогда Лешка отводил рукой штору, словно убирал прядь
Как душно! Словно воздух заканчивается. Жаркая и тягучая как кисель июльская ночь вползает в квартиру через все окна.
Я вышла на балкон, выходивший на набережную, и села прямо на плиточный пол, который раскалился за день, и еще не успел остыть. Напротив, за рекой, еще подмигивал огоньками парк Горького. По реке скользил прогулочный пароход, украшенный разноцветными огнями, и оттуда доносились обрывки какой-то песни и заливистый женский смех.
А на бездонном июльском небе пылали мириады звезд, сияние их не могли приглушить даже городские огни. Мне вдруг показалось, что все окружающее отступает куда-то, а я лечу к этим звездам. Или звезды сыплются на меня, окутывая голубоватой вуалью. Чтобы отогнать морок, я тряхнула головой.
Кто-то осторожно дотронулся до моего плеча… Кто-то… Я, знала, кто.
Леша пододвинул мне стоящий в другом углу балкона шезлонг и помог подняться с пола. Пока я усаживалась, он принес два бокала венгерского мурфатляра.
Глоток вина еще больше перепутал мои мысли. Но не успела я сделать еще один глоток, как на балконе появился Киселев.
– Леха, я краду у тебя эту мадмуазель, чтоб в целости и сохранности доставить ее домой.
Квартира была уже почти пуста, голоса доносились из прихожей. Лешка умоляюще глядел на меня, но я решительно взяла свою сумочку.
Дверь за нами с Петькой захлопнулась. Мы потихоньку пошли вниз по лестнице, не вызывая лифта. Уже почти у первого этажа я услышала сзади мелкие и быстрые женские шажки и обернулась. Ко мне полупрозрачным мерцающим облачком спускалась… Мэрим.
– Ты должна вернуться, или простишь себе этого никогда!
– Да, конечно!
– Ты с кем там говоришь? – спросил Петька.
Я обернулась – Мэрим исчезла.
– Ой, я косметичку в ванной оставила, а там ключи. Мои-то на даче, – услышала я свой голос, запихивая косметичку глубже в сумку. Голос был мой. Но я не вымолвила ни слова. Кто-то проговорил эти слова за меня.
– Подожди, я быстро сбегаю, – предложил Киселев.
– Я сама, – и побежала вверх по лестнице.
Когда я только лишь подняла руку к пуговке звонка, дверь сама открылась. Но в прихожей никого не было. Я вошла тихо, а дверь с грохотом захлопнулась за мной.
Леша все так же сидел на балконе. И мой бокал был полон янтарного мурфатляра. Я бросила сумку на шезлонг и взяла свой бокал.
Леша поднялся мне навстречу:
– Я верил, что ты вернешься. Если бы ты не пришла, вся жизнь бы была другая.
Поднимая бокал, он сказал:
– Пьем до дна, а потом я хочу поцеловать тебя! Тебя ведь никто еще не целовал?
– Откуда ты знаешь? – удивилась я и почувствовала, как щеки мои запылали.
– У тебя девчачьи губы, нецелованные…
Он поставил пустой бокал на подоконник и притянул меня к себе. Или это я сама прильнула к нему?
И вдруг, будто какой-то вихрь закрутил нас теплыми потоками, мелькнуло звездное небо, я зажмурилась, а когда открыла глаза, удивлению моему не было предела. Мы сидели с Лешкой в моем малиннике, на стареньком надувном матрасе, под волшебным темно-синим куполом звездного неба.