В тине адвокатуры
Шрифт:
— Когда же это наконец кончится? — нетерпеливо перебила она его.
— Надо переждать годика три, четыре, мне, быть может, удастся вытеребить от нее удостоверение о полной сдаче дел и сумм, как ее личных, так и опекунских. После этого она, быть может, догадается умереть, и тогда мы свободны, как воздух, и богаты, как крезы.
— Как это скучно! Ведь она умереть может и не догадаться? — злобно усмехнулась Маргарита Дмитриевна.
— Тогда мы придумаем средство помочь ей совершить это далекое путешествие! — с наглым цинизмом ответил Гиршфельд. — Теперь же мой совет потерпеть. Заграница тот нас не уйдет.
Княжна надулась.
— О,
— И увидишь, — холодно подтвердил он, — от наших рук не уйдет и она, но, говорю, надо подождать.
— Подождать, так подождать! — согласилась его собеседница.
Княгиня Зинаида Павловна и не представляла себе возможности такого разговора о ней между ее милым «Кока» как она называла Гиршфельда, и ее племянницей, влюбленной без ума, как ее уверил Николая Леопольдович, в Шатова. Он и княжна умели так тонко вести дело, что княгиня и не подозревала их близости. Смерть княжны Лиды не произвела сильного впечатления на Зинаиду Павловну. Стареющая красавица была всецело поглощена своей страстью к Гиршфельду, увеличивающейся с каждым днем, и с утра до вечера занята своей наружностью и туалетом. Все, что не относилось к ее личному я и к нему, казалось ей не стоящим ее внимания.
Таинственность, которая по воле Николая Леопольдовича царила в их отношениях, еще более раздражала ее, придавая им, как о и предсказывал, особую прелесть и пикантность.
Вращаясь и занимая почетное место среди высшего московского общества, спускаясь до благоговеющего перед ней, по крайней мере по ее мнению, среднего, Зинаида Павловна поняла, что более открытые ее отношения к ее поверенному шокировали бы ее, не увеличивая наслаждения, и оценила вполне данный в этом смысле Гиршфельдом еще в Т. совет. Он сделался для нее не только любимым человеком, но и властелином-оракулом. Без его совета, без его согласия она, как мы видели не предпринимала ничего. Так сумел опутать ее этот хитрый человек.
XI
Свадьба Стеши
Время шло своим чередом. Прошел год, не внесший в жизнь наших героев особенных изменений, если не считать смерти отца и матери Гиршфельда, отошедших в вечность друг за другом через небольшой промежуток времени. Смерть эта не произвела на Николая Леопольдовича ни малейшего впечатления. Всегда смотря на своих родителей лишь как на источник дохода, оказывавшийся весьма скудным, но необходимым во дни ранней юности, он, ворочающий теперь десятками тысяч, понятно, не мог жалеть о его прекращении, тем более, что давно бросил им пользоваться. Чувства же сыновней любви он не питал, да и не признавал в принципе.
— Любовь и уважение не могут быть родовыми, а только благоприобретенными! — щеголял он дешевым парадоксом.
Старушка-мать Гиршфельда только на три месяца пережила своего мужа и, потрясенная смертью этого нежно любимого ею человека, сошла в свою очередь в могилу. Последние дни стариков были радостны. Они горячо благодарили Бога, допустившего их на старости лет видеть своего единственного сына на блестящей дороге и вполне обеспеченным. Они, к счастью своему, смежили очи, не догадавшись, какой ценой покупает их сын этот блеск и это обеспечение. Одно открытие этого убило бы их, отравив последние минуты этих «отжившись свой век идеалистов», как с иронией называл их единственный их сын. Это были люди старого закала, называвшие вещи
Со дня смерти княжны Лиды прошел год. Ко дню годовщины прибыл заказанный в Италии роскошный памятник — великолепно высеченный из белого мрамора молящийся ангел на черном мраморном же постаменте, с надлежащею надписью.
Памятник был поставлен и освящен.
Почасту и подолгу рядом с этой молящейся белой фигурой виднелась около могилы другая черная фигура молящегося монаха. Это молился послушник Карнеев.
В доме Шестовых произошло за это время еще одно незначительное, впрочем, событие. Однажды, окончив утренний туалет своей барыни, знакомая нам горничная княгини Зинаиды Павловны Стеша, сообщила ей, что принуждена оставить свое место, почему и считает долгом предупредить заранее для подыскивания другой горничной.
— Что это значит? Ты чем-нибудь недовольна! — уставилась на нее привыкшая к ней княгиня.
— Помилуйте-с, ваше сиятельство, как недовольна, я много довольна вашим сиятельством. Жила у вас как у Христа за пазухой. Лучшего места по всей, кажись, России не найдешь! — бросилась Стеша целовать у нее руки.
— Так почему же ты уходишь, я не понимаю?
— Я, ваше сиятельство, выхожу замуж, своим хозяйством пожить хочется. Щей горшок, да сам большой.
— Вот как, — улыбнулась княгиня, — это другое дело, поздравляю. Кого же это ты подцепила?
— Ивана Флегонтовича.
Княгиня вопросительно посмотрела на нее: это имя не говорило ей ничего.
— Писарем он служит в здешнем квартале, к нашему дворецкому хаживал — у них мы и познакомились.
— И много получает он жалованья?
— Жалованье небольшое — двадцать рублей, ну, да доходишки, на нас двоих хватит.
— А пойдут дети?
— Бог и на них пошлет.
Стеша врала. Почти за пятилетнюю службу у княгини она сумела скопить себе небольшой капиталец и была не бесприданница, что, независимо от того, что Иван Флегонтович Сироткин (такова была фамилия жениха Стеши) был влюблен, послужило одним из мотивов сделанного им предложения.
— Молодой? — спросила княгиня.
— Двадцать два года.
— Моложе тебя!
Стеша потупилась.
— Он из благородных! — переменила она щекотливую тему разговора. — У него отец в Сибири в чиновниках служит.
— Ну, что же, дай Бог, я тебя не оставлю, награжу, я твоей службой довольна.
Стеша бросилась целовать ее руки.
В роскошной главной квартире помощника присяжного поверенного Николая Леопольдовича Гиршфельда только что окончился прием. Сам хозяин переменил сюртук на фрак и собирался ехать в суд.
— К вам там пришла горничная от княгини Шестовой, — доложил вошедший лакей.
— Ко мне? — удивился Гиршфельд, так как горничная в княжеском доме не служила для посылок.
— Точно так-с. Она в передней дожидается.
— Как зовут?
— Степанндой.
Он поморщился, однако сам вышел в переднюю.
— Здравствуй, Стеша.
— Здравствуйте, Николай Леопольдович. Я к вам-с.
— От княгини? Что случилось?
— Нет я от себя.
— Ты уже давно ко мне от себя не ходила! — пошутил Николай Леопольдович.