В тишине
Шрифт:
Диллис кивнула и улыбнулась. Дернувшийся ремень безопасности причинил боль плечу, сердце колотилось о грудную клетку, но теплота и забота в прикосновении мужа почти что сделали аварию стоящей того. Возможно, она была несправедлива к нему. Возможно, «удар» вынудил мозг играть с ней злые шутки. Возможно, осталось немного любви.
— Уверена? — Барри внимательно посмотрел на ее голову, словно подумал, что шок может привести к еще одному «удару». «Удару», после которого она будет волноваться только о
— Все нормально, честно, — она сжала его руку.
— Хорошо. Оставайся тут, я сменю покрышку. Не вовремя мы попали в это «B & B». — Его взгляд переместились в сторону, а улыбка на лице была глуповатой. Смотря, как он выбирается из машины, Диллис знала, что ему жаль. Жаль, что выехали поздно, жаль, что с ней случился «удар», жаль, что ему нравилось петь одному. Странно, как много всего можно сказать в браке, даже не разговаривая толком.
Хотя они были на въезде в город, дорога была темной, Барри работал при свете фары и отбрасывал длинные тени на шоссе. Дождь перешел в легкий туман, обволакивающий ее щеки, а пригнавший его бриз нашептывал холодом ей в шею. Задрожав, Диллис сильнее закуталась в пальто.
— Ты сам в порядке? — спросила она.
— Да, просто сменить бы покрышку, — раздался отдаленный голос Барри с другой стороны. Домкрат стукнулся о твердую землю, и Диллис слышала сосредоточенное дыхание мужа, пока он накачивал домкрат, машина приподнялась. Где-то вдали гукнула сова, с обеих сторон дороги послышался шелест деревьев, темные очертания которых оттеняли полуночную синь неба. Напоминает дно океана, подумалось ей, когда она повернулась посмотреть на деревья. Там, должно быть, что-то было, но этого просто не было видно.
Позади низкого металлического защитного барьера были толстые сучковатые деревья, затененные ветви которых сплетались и хрустели, создавая природный барьер. Границу нельзя было переходить. Диллис оглянулась на сломанную машину и плотный асфальт дороги, а потом на защитный барьер с другой стороны шоссе. Они были захвачены в ловушку на дороге. Она вновь задрожала, на этот раз пытаясь отогнать гнетущее чувство. Просто смешно. Она ведь не ребенок. Нечего бояться темноты.
Барри показался из-за машины, доставая запасное колесо и заменяя им проколотое. Он улыбнулся ей.
— Если хочешь согреться, можешь пособирать куски резины, что мы оставили по всей дороге и отбросить их в сторону. Наверно, опасно их там так оставлять.
Диллис кивнула, осмотрев дорогу вокруг себя. Может, ей стоило остаться в машине. Блуждание в такой мгле не казалось особо привлекательным. Она тяжело сглотнула и только потом поняла, что весьма развлеченный Барри наблюдает за ней.
— Не говори, что ты боишься темноты, Диллис Льюэлин, после стольких-то лет. Мы с тобой пересекали поля в кромешной тьме, чтобы вернуть баранов и коров в загоны. Что с тобой не так, женщина?
Он шутил, не корил ее, и она немного посмеялась и дернула плечами.
— Наверно, огни
— А я ведь предупреждал, — он пристроил колесо. — Может, споем?
— Ой, не глупи.
— Раньше ты не думала, что петь со мной глупо, — он прикрутил первый шуруп. — Ну же, только ты и я. Если забудешь слова, просто пошевели губами.
Диллис посмотрела на кусочек оторванной резины, валяющейся посередине дороги. Ей действительно стоило убрать его.
— Ладно, что споем? — она сделала три невесомых шага в сторону от машины.
— Травиата, ария «О счастье», — достиг ее голос Барри. — Наше лучшее.
Она улыбнулась. В позапрошлом году они взяли второе место этой песней. Судьи сказали, что никогда не слышали такого великолепного исполнения арии у любителей.
Они даже не скоординировались. Барри и Диллис Льюэлин просто начали петь в ночи. Ее легкие раскрылись и позволили словам произноситься бессознательно. Диллис начала расслабляться. Она подняла первый увесистый кусок резины и отшвырнула в сторону. В подлесье что-то захрустело, звук поднялся высоко до верхушек деревьев.
Диллис пристально смотрела, звуки в ее горле дрожали. Позади нее даже в полусогнутом положении голос Барри порхал как птица в небе, достигая небес. Это было прекрасно. Даже в лучшие свои времена она не доходила до такого уровня пения. Диллис могла пропеть мелодию, но когда пел Барри, было ощущение, словно вся недосказанность передалась в музыке.
Хруст послышался еще от одного дерева, будто некто наблюдающий за ними перепрыгнул с одного дерева на другое. Сделав два шага назад, Диллис подняла глаза, ее пение прервалось. Барри не замечал ее молчания, его часть дуэта все еще заполняла тишину ночи, пока он устанавливал колесо.
В деревьях что-то было. Что-то плохое. Мороз пробежал по пальцам рук и ног Диллис, ее начала бить дрожь. С широко раскрытыми глазами она взглянула в темноту свисающих ветвей. Между скрученными, затененными очертаниями было пятно абсолютной черни. Черноты по другую сторону пустоты. Ее рот раскрылся, она старалась дышать, но, смотря в это абсолютное ничто, казалось будто все что она знала, иссохло внутри нее. За спиной пение Барри прервалось, звук растаял, покинул ее уши.
Барри. Ее мозг ухватился за это слово, сконцентрировался на нем. Барри, не бананы, не первогласные бананы, а Барри. Она попятилась к машине.
Словно сквозь себя она видела, как опала улыбка мужа, когда он притопнул, вытирая руки о брюки. Его губы двигались, но она не слышала его слов. Ее сердце хотело выскочить из бесшумной пустоты. Чувствуя, что ее губы шевелятся, зная умом, что кричит и только надеясь, что нашла правильные слова в мертвой тишине мозга, она оттолкнула супруга к переду машины, прежде чем вкарабкаться внутрь нее.