В тишине
Шрифт:
— Если вы сможете сказать мне, что за человек сделал такое с вашим другом, мы сможем поймать его.
Магали Ист дернулась и затянула на себе одежду. Ее глаза смотрели куда-то позади Гвен.
— Оно пришло через окно, — голос Магали звучал как битое стекло, будто вобрало в себя воспоминания. — Это было… было… — губы дернулись, и она вдруг всхлипнула, полусогнулась, голова почти касалась колен, когда она расплакалась.
Гвен посмотрела на других трех: на лицах смятение, выражение сменяется, отображая ход воспоминаний в голове. Несмотря на желания оставить их в покое, Гвен
— Что это было?
Мужчина рядом со всхлипывающей Магали потряс головой и нахмурился.
— Я не помню. Я не помню. Я не помню.
Рианнон Кейв открыла рот.
— Там был силуэт… черный силуэт, — она заколебалась. — Более чем черный. Он был ужасный. И потом я почувствовала… я почувствовала…
— Я не помню. Я не помню. Я не помню, — выкрикнул мужчина, и Гвен вздрогнула, пытаясь расслышать, что сказала Рианнон. Всхлипы Магали Ист стали громче, и ее боль тронула сердце Гвен. Что случилось с этими людьми? Что такого они видели, что произвело такой эффект?
— Что вы почувствовали, мисс Кейв?
Не говоривший до сих пор мужчина мотнул головой и произнес:
— Покинутость.
Магали Ист подалась вперед, уложив голову на колени соседа. Все четверо прижались еще сильнее.
— Было тихо, — мужчина помрачнел.
— Как будто никого больше не было. Никогда, — свободная рука Рианнон Кейв взметнулась ко рту, глаза расширились. — Я хочу выбросить это из головы, — она ухватилась за Гвен, — Я хочу забыть. Пожалуйста, уберите это.
Оттолкнувшись в стуле, Гвен поднялась, стараясь аккуратно, но решительно высвободиться из тисков.
— Простите, я… — ее ноги почти запутались в кофейном столике, пока она пятилась. Звук в комнате рос, плач и крик сливались в единое целое.
— Я не помню. Я не помню. Я не помню. Я не помню…
— Уберите это! Пожалуйста!
— Так одиноко. Тишина…
Гвен потеряла надежду успокоить их самостоятельно, нужно было пойти за помощью. Они нуждались в седативах. В чертовом ретконе. С чем, черт возьми, они имели дело?
Рванув за дверь, Гвен столкнулась с приближающимися Джеком и медсестрой.
Лицо медсестры вытянулось.
— Что вы наделали, несчастная? — она не стала дожидаться ответа, ворвалась в реабилитационную, на ходу звоня в звонок, чтобы позвать помощь.
— Мне жаль, Джек. Я просто задала пару вопросов…
Джек схватил ее под руку и потащил вниз по коридору.
— Расскажешь по дороге.
— По дороге куда?
— Катлер звонил. Сказал, нашли еще одно тело.
Счастливая, что эти невыносимые муки остались позади, Гвен перешла на рысцу, чтобы идти в ногу с Джеком. Она вернется, пообещала себе Гвен. Как только сможет. И принесет с собой реткон.
Глава пятая
На другом конце города Эдриенн Скотт въехала на своем БМВ в маленькую парковку позади центра для детей-аутистов Хаванна и немного задержалась, отключая мотор. Она взглянула на знакомые кирпичи стены прямо перед собой. Казалось, она знала каждый шероховатый дюйм, привыкла к этому месту за более чем четыре года. Это было ее место. По понедельникам, средам и пятницам при любых обстоятельствах. Возможно, пользование одним и тем же местом на стоянке было ее данью аутизму, ее собственной нуждой в постоянстве.
Темный тугой узел волос погрузился в подголовник. Ей нужна была минута-другая покоя, прежде чем войти внутрь. Райан был ее сыном, и она любила его. Она была уверена, что должна любить его в какой-то степени, но было чертовски трудно, когда в ответ получаешь лишь тревогу. Она была его матерью, он вырос в ее утробе. И он не переносил ее прикосновений. Как такое возможно, миллионы раз спрашивала она себя, узнав диагноз Райана, хоть и понимала всю бессмысленность вопроса.
Не только ее прикосновения, напомнила она себе. Любые прикосновения. Но она была его матерью. С ней все должно было быть иначе. Часы на приборной доске сообщили, что наступило десять часов, и она неохотно выбралась и прошла внутрь, чувствуя себя намного взрослее своих тридцати пяти лет.
Войдя внутрь, она сдержанно улыбнулась Сильвии из приемной, надеясь, что избежит беседы. Не важно, что говорила женщина, это всегда заставляло Эдриенн чувствовать себя виноватой. Она могла слышать безобидные фразы: «Как работа? Что хорошего? Прекрасный день, правда? Какие планы на лето? Какой симпатичный костюм…», — но под каждым предложением словно пряталось: «Плохая мать. Тебе следовало оставить своего ребенка дома. Плохая мать».
Сильвия все еще говорила, когда Эдриенн повернулась к ней спиной. Большая часть персонала центра не любила ее, она была уверена в этом. Она казалась им холодной; не обязательно уметь читать мысли, чтобы понять такое. Что ж, возможно, так и было. Возможно, последние шесть лет сделали ее такой. Некоторые люди просто не могли общаться с иными детьми. Ее не могли судить за это. В конце концов, именно за счет таких плохих матерей, как она, у них была работа.
Тупая боль от напряжения уже поселилась в ее плечах, она пошла по знакомому маршруту в комнату Райана, стараясь не заглядывать в открытые двери по пути, но никак не могла удержаться. Такова ее кара: один час три раза в неделю. Она хорошо наказала себя.
Она миновала 11-летнюю Элинор, чьи длинные волосы всегда были тусклы, не важно сколько раз их расчесывали и которую Эдриенн навсегда запомнит, как слюнявую девочку. Свернув за угол, она посмотрела в комнату Майкла уверенная, что он старается вставить пластиковый квадрат в круглую дыру, просто потому что оба предмета были одинакового броского красного цвета. Сиделка Райана, Чери, сказал ей, что Майкл может часами сидеть с квадратом в руке, просовывая его в круг. Эдриенн было интересно, сможет ли ребенок когда-нибудь осознать иронию. Все эти дети были квадратными столбиками внутри круга. Ей никогда не дано было понять, как работающие здесь сиделки не заканчивают свои дни в полном отчаянии. Она была плохой матерью. Она не вынесла Райна более восемнадцати месяцев.