В тюрьме и на «воле»

Устюнгель С.

Турции — стачка стамбульских лодочников и портовых рабочих

в 1927 году. В рабочих районах были построены тогда

баррикады. Тысячи рабочих Стамбула стойко сражались с

войсками, которые правительство послало для подавления забастовки.

Как только после второй мировой войны реакционное

правительство Турции пошло на сговор с американскими

империалистами, самый тяжелый удар был снова нанесен по

рабочему классу и его организациям. В 1946

году были закрыты

и разгромлены рабоче-крестьянская партия, свободные

профсоюзы, прогрессивные газеты и журналы. Тысячи рабочих

были брошены в тюрьмы. Сотни руководителей свободных

профсоюзов, рабоче-крестьянской партии были осуждены

военными трибуналами, закованы в кандалы, брошены в застенки.

Но и в эти дни свирепого фашистского террора рабочие

снова вышли на улицы.

В 1950 году, когда правительство Мендереса — марионетка

в руках Вашингтона — отправляло в Корею турецких солдат,

профсоюз докеров и портовых рабочих Стамбула от имени

народа Турции, от имени' всего рабочего класса страны

заявил протест против этого нового преступления кемалистов.

За это профсоюз был закрыт, а его руководители преданы

суду военного трибунала...

Но Золотой Рог живет. В доках, на верфях, фабриках и за-

водах рабочие продолжают борьбу. Во главе их стоит

Коммунистическая партия Турции. Я горжусь тем, что вместе с нею

иду дорогой борьбы, на которую вступил много лет назад в

Золотом Роге.

ПЕРВОЕ ИСПЫТАНИЕ

Как-то во время обеденного перерыва ко мне подошел

Ахмед-уста:

— Вечером встретимся в кипарисовой роще, в Касымпаша.

Что там будет, я не спросил.

— Ладно.

Когда мы встретились вечером, подмышкой у Ахмеда-уста

была буханка хлеба, в руках маленькая корзинка с овощами.

Хлеб он купил для себя, но корзинку овощей вряд ли: ведь

мастер Ахмед был холостяк.

Предположение оправдалось.

— Отнесешь овощи домой,— сказал Ахмед-уста, передавая

мне корзинку.— Там прокламации. Завтра рано утром в Ай-

вансарае раздашь их рабочим, когда они будут идти на работу.

Только, смотри, сам не опоздай к началу работы.

Мы расстались, не сказав друг другу больше ни слова.

Из сада в Тепебаши доносились звуки оркестра. Я шагал, не

оглядываясь. Страха я не испытывал, но непонятное волнение

охватило меня. Это было мое первое партийное поручение.

Как будто я снова сдавал экзамен в школе. Но если

провалишься на экзамене в школе,— останешься на второй

год или

получишь плохую отметку. Здесь не то. Этот экзамен надо

было во что бы то ни стало выдержать с честью.

На следующий день вечерние газеты сообщили, что во

многих рабочих районах, в том числе и в Айвансарае, были

распространены коммунистические прокламации. Как я был

счастлив! Я рапортовал Ахмеду-уста об успешном выполнении

поручения. Он пожал мне руку, но еще раз предупредил,

чтобы я никому не говорил ни слова:

— Этого требует партийная дисциплина!

С нетерпением ждал я каждого нового поручения.

— Когда же, наконец, вы возьмете меня в партию? —

спросил я однажды Ахмеда-уста.

— Коммунистом может быть липгёГ тот, кто не только

свободные вечера, но всю свою жизнь посвящает партии. Ты уверен

в себе? Ко всему готов? Если, да,— я дам тебе рекомендацию.

От радости я готов был броситься на шею к этому рабочему-

коммунисту.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Однажды мастер Ахмед-уста назначил мне свидание после

работы на пристани в Хаскейе. Это был день моего рождения.

Мы встретились, сели в шлюпку, отчалили от берега.

Сидевшего на веслах «лодочника» я не знал, а человек, который

сидел за рулем, был рабочий с нашей верфи.

— Не будем зря терять времени,— вдруг сказал Ахмед-

уста.— Товарищи, собрание ячейки считаю открытым. На

повестке один вопрос: прием нового товарища в партию. Есть

другие предложения?

— Нет.

Не было ни бумаги, ни карандаша, ни протоколов. Говорили

вполголоса. «Лодочник» медленно греб. Я рассказывал свою

биографию:

— Родителей не помню. Они умерли, когда я был совсем

маленький. Растила меня тетка. Если б не она, я не кончил бы

школу. Меня с детства приучили к труду. «Ремесло,— любила

говорить тетка,— это золотой браслет на руке». Она не

понимала, что в том мире, где мы живем, этот золотой браслет —

кандалы на руках рабочего. С детства я любил машины. По

вечерам я ходил на курсы механиков при Высшей школе

инженеров. Потом надо было зарабатывать на хлеб. Не могла же

моя тетя всю жизнь кормить здорового, как мачта, парня!

Я пошел работать. Сколько лет я работаю на верфи, вы

знаете.

Свежий ветерок дул мне в лицо, но я был весь мокрый

от волнения.

— Что ты делал до сих пор для партии, можешь не

рассказывать. Мне как секретарю ячейки это хорошо известно,—