В тюрьме и на «воле»
Шрифт:
государственной власти!».
Миллионные массы крестьян за долгие столетия
стосковались по земле. Ногтями, зубами, оружием готовы добывать
себе крестьяне землю. Но добудут они ее при одном условии:
если мы, коммунисты, встанем во главе движения,
организуем и сплотим массы.
Мы не можем стоять в стороне, в позе наблюдателей.
Решение крестьянского вопроса в Турции — кровное дело
турецкого рабочего класса и его авангарда — компартии.
только чуждыми элементами, с какими только врагами в
рядах партии нам не приходилось бороться! Сколько
антиленинских «течений» пришлось нам разбить! И со сколькими еще
предстоит беспощадно бороться! Кто только не выступал
против нас: сектанты, хвостисты, ликвидаторы, антикрестьянские
уклонисты, бонапартисты, авантюристы, болтуны, «салонные
коммунисты»! Однако все они сходились на одном: они хотели,
чтобы коммунистическая партия плелась в хвосте у
стихийного движения. Но Сталин учит: идеология
«хвостизма»-логическая основа всякого оппортунизма. Этого мы не должны
забывать никогда.
ПУГОВКА НА СЕРДЦЕ
Сегодня у нас хорошее настроение: с Большевика и Типуки
сняты кандалы. Оба парня очень ослабели, но дух их, кажется,
только закалился. Мы завтракаем вместе.
Кузнец Али передал нам сегодня от неизвестного нам Ма-
моша Абдуллы судки, полные еды. Рассказывают, что Мамош -
благообразный седобородый человек богатырского сложения.
Прекрасный стрелок. В годы первой мировой войны он
дезертировал из армии. Однажды, когда отряд жандармов под
командой известного пантюркиста полковника Хамида вел на
расстрел группу армян из Ходуджура, Мамош с кучкой
дезертиров напал на жандармов и спас армянских крестьян от
смерти. Долго он водил их по горам, пока не переправил за
границу. Теперь, говорят, ему уже перевалило за шестьдесят.
Мамош увидел нас в суде в день первого заседания. Мы про-
сили Кузнеца Али засвидетельствовать наше уважение этому
благородному и храброму человеку и передать, чтобы он не
доставлял себе больше хлопот заботами о нас. Однако
присланную им еду мы съели с большим аппетитом.
Типуки все смеется:
— Начальник сделал вид, что помиловал нас. Но все время
выспрашивал, о чем вы говорите с арестантами. Ишь, чего
захотел, пустой помещичий мешок! Так мы ему и скажем! Ха!
Большевик смотрит на все это серьезнее:
— Пока здесь будет Бесстыжий Глаз Калафатчи, нам с
тобой еще не раз придется посидеть в кандалах.
После
слоняются по двору. На мне темно-синяя рубашка с короткими
рукавами. Такие рубашки с карманчиком были одно время модны
среди рабочей молодежи. На кармашке маленькая пуговица
с рисунком. Ее мне подарил один болгарский коммунист.
Сколько обысков мы прошли, сколько раз нас обшаривали с
ног до головы, но пуговица эта сохранилась, хотя и не была
заколдованной. Они не знали, чей портрет выгравирован на
ней. Полиции и в голову не приходило, что я открыто ношу на
своей груди портрет Ленина. Он был без привычной бородки
клинышком, он не стоял на трибуне, чуть подавшись вперед,
сжимая в руке кепку, он не говорил с миллионами, подняв
руку в энергичном жесте. Они видели только круглое детское
лицо, обрамленное вьющимися волосами. Но ленинский высо*
кий лоб, глаза с характерным ленинским разрезом смотрят
на меня из-под летящих бровей.
Большевик, смущаясь, спрашивает:
— Кто это?
Я объясняю юноше понятным для него языком, кого я
ношу на сердце.
ХЛЕБ, ВРАЧ И ЗОЛОТАЯ ЛИРА
Арестантам раздают дневной паек —кусок хлеба величиной
с кулак. Но, чтобы назвать этот «хлеб» хлебом, нужно, как
говорят, семьдесят свидетелей. Поставщик подкупает
прокурора и начальника тюрьмы, сбывая эту смесь глины с песком
и отрубями. Да кого, собственно, может волновать, что люди
едят глину вместо хлеба? Нам, коммунистам, вообще ничего
не дают.
Уже много дней мы без конца говорим с арестантами об
этом хлебе. Даже обитатели «камер голых» склоняются к
бойкоту. Необходимо выступить всем сообща. Постепенно мы
устанавливаем контакт между турками и лазами. Теперь, когда
происходит раздача хлеба, каждый раз слышится ругань по
адресу поставщика и прокурора. Только камера Карачалы
портит все дело. Он в камере полный хозяин — «пахан». У него
своя шайка. Все его люди — агентура начальника тюрьмы. Но
мы силой большинства начинаем прижимать их. Карачалы и
компания стали побаиваться нас. А ведь охранка и вали хотят
покончить с нами именно руками этого сброда.
Тем временем в нашей тюремной жизни происходят
события, которые приносят много неожиданного.
В камере горцев двое заключенных заболели дизентерией.
Вся тюрьма поднялась на ноги. Прибыл муниципальный врач.