В тюрьме и на «воле»
Шрифт:
заявляем, что отказываемся отвечать на вопросы до тех пор,
пока не прекратят пытать крестьянина Шерифа из деревни
Чаталджи, который умирает в двух шагах от прокуратуры.
Прокурор продолжает свои вопросы. Мы молчим. Видя, что
дело не двигается, он приказывает жандарму увести нас.
До вечера нас держат в здании суда. Стены этой
предварилки пестрят рисунками, ругательствами, именами,
написанными карандашом или просто выцарапанными каким-
нибудь
серп и молот и пятиконечная звездочка. Мы находим фамилии
многих знакомых нам коммунистов, даты суда над ними;
Никелевым курушем мы тоже выцарапываем свои имена,
внизу ставим число.
Вечером нас сажают в поезд и под конвоем отправляют я
Анкару. Очевидно, в министерстве юстиции и управлении
безопасности решили измотать нас бесконечными пересылками
из тюрьмы в тюрьму, из города в город. Но эта тактика
приносит совсем нежелательные результаты для тех, кто ее
придумал. Наш процесс затянулся на долгие месяцы, и хотя он
ведется в тайне, в каждом городе, где мы побывали, народ
так или иначе узнавал о деятельности компартии, о целях ее
борьбы. Разговоры об этом велись повсюду.
Мы сумели отвести выдвинутые против нас прокуратурой
и охранкой обвинения. Наконец процесс закончился.
Судебный секретарь зачитал приговор: «Осуждаются за
распространение среди народа, устно и письменно, пропаганды
объявленной вне закона Коммунистической партии Турции...»
Мы отсидели свой срок, и вот новогодней ночью нас
выпускают из анкарской тюрьмы. Начальник тюрьмы, лысый, как
колено, с неизменной сигаретой в вывороченных губах, выдает
нам «удостоверение» с огромными, как подковы, печатями.
Читаем: «Осуждены за коммунистическую пропаганду.
Освобождены по отбытии срока наказания». Паспортов у нас нет.
С таким «документом» полиция не только из столицы, а даже
из горной деревушки выгонит. Так и происходит. Через два
дня полиция высылает нас из Анкары. Мы снова в Стамбуле...
РАССКАЗ ДЕРБЕДЕРА ХАСАНА
Как-то на пристани Фенер я нанимал лодку, чтобы
переехать в Азапкапы. Взгляд упал на одного из лодочников. Лицо
его кажется знакомым. Он тоже удивленно смотрит на меня.
Потом подчаливает лодку к деревянным мосткам и говорит:
— Перевезем на ту сторону, земляк?
Узнаю его. Это Дербедер Хасан из «камеры голых». И хотя
мне нужно к Азапкапы, мы едем в обратную сторону — к Ха-
личоглу.
Хасан рассказывает:
— Смертный приговор Шабану меджлис утвердил. В ночь,
когда его должны
цепями изнутри дверь камеры, и надзиратели, несмотря ^ на
все старания, не смогли открыть ее. Шабан заявил, что не
выйдет до тех пор, пока к нему не придет с поклоном сам
Толстопузый Араб. В тюрьму прибыли прокурор и начальник
жандармерии. Они сказали Шабану, что вали уехал в Анкару.
Шабан не сдавался. Тогда стали выламывать железную дверь.
Стало светать. Увидев, что скоро все будет кончено, Шабан
крикнул: «Стойте, сейчас открою!»
Едва дверь приоткрылась, Шабан выстрелил из
парабеллума. Первым выстрелом он уложил начальника
жандармерии, вторым — прокурора и тяжело ранил начальника тюрьмы.
Потом выскочил во двор и прикончил сержанта жандармерии,
но часовые на стенах открыли залповый огонь, и Шабан
замертво упал на «вечный камень». Как Шабан пронес пистолет
в камеру, где прятал его, это так и осталось для всех тайной.
Отчаянный был храбрец. Огонь-человек!
Большевика и Типуки после смерти Шабана отправили
пешком по этапу в Эрзрумскую крепость. Но по дороге, не
доходя до Эрзрума, они бежали. Говорят, что Большевик жив,
работает, но где и как, — никто толком не знает.
Лодочник вздыхает и сильнее налегает на весла.
Воды Золотого Рога постепенно темнеют. Со стороны Ует-
капаны вздымается целый лес мачт. Дымят фабрики, дым
пароходных труб стелется по воде.
ЗОЛОТОЙ РОГ - КОЛЫБЕЛЬ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ
ТУРЦИИ
Район Золотого Рога — один из старейших рабочих центров
Стамбула. Когда-то здесь на холмистых, извилистых берегах
шумели кипарисовые рощи, красовались старинные виллы с
закрытыми балконами, с резными деревянными решетками на
окнах. От тех времен осталось здесь лишь кладбище Эюб.
Промышленные предприятия стали здесь строить еще с
начала прошлого века. Старые рабочие говорят, что первая в
Турции паровая машина была установлена не в Арсенале, а
именно здесь, на верфях Золотого Рога. И первый уголь,
найденный в Зонгулдаке турецким крестьянином Узун Мехмедом,
горел в топках паровых машин на этих верфях.
Золотой Рог с его доками, фабриками, мастерскими, про-
тянувшимися от Ункапаны до Хаскея,— это мрачное и
величественное зрелище. И на противоположной стороне залива,
всегда мутного, непрерывно гудят моторы, скрежещут станки
фабрик и мастерских от Емиша до Силяхтарага,