В злом сердце Бог не живет
Шрифт:
– Мне один тут как-то выдал… – усмехнулся Сан Саныч. – Вы, охотники, говорит, природу уничтожаете! Вы убийцы!.. Аморально, говорит, трупами животных питаться.
– Во даёт! – Петровича аж передернуло. – Это надо же так высказаться. А сам он, что в мясном отделе ничего не покупает? Там ведь поди совсем уж расчлененка – ребра, печень, почки, ноги на холодец… Если следовать его логике: птицефабрика – это вообще концлагерь. А икру и яйца только пожиратели не родившихся детей едят… Тьфу! Извращенец какой-то…
– Это вообще с Запада все идет. Там у них давно мозги набекрень –
– А сколько выдающихся людей были охотниками! Писатели, художники, поэты, военачальники, политики, ученые… И все они могли бы дать отпор этим воинствующим невежам. Ведь по логике сотворения мира и всей сущей живности следует – не мы для них были созданы, а они для нас.
Я слушал этот разговор двух умудренных жизнью людей и не пытался вмешаться. Просто смотрел на угасающий день и молчал, а беседа между тем перешла в другое русло.
– Я бы, конечно, мог бы еще поработать, – вздохнул Петрович. – И силы вроде были, и опыт… Но когда тебе в лицо все время тычут – ты совок, ничего не понимаешь – что тут сказать? Ушел…
– Совок… – покачал головой Сан Саныч. – Паршивое слово. Когда его слышу, меня прямо колотить начинает.
– Да ладно… Мало ли дураков на свете. Каждому не объяснишь. Вон, китайцы… Правильно сделали. Если бы мы в свое время по китайскому пути пошли – где бы уже были… И страну не разрушили, и экономику бы не уронили.
– А я еще на заре перестройки говорил, – рубанул воздух ладонью Петрович. – Нельзя отдавать в частные руки стратегические направления: транспорт, нефть, газ, военно-промышленный комплекс. Можно сферу услуг и легкую промышленность уступить. Пусть частник там зарабатывает… На меня как на дурачка смотрели.
– Помню я это время, – кивнул Сан Саныч. – Перемен всем хотелось, свежего ветра… Но этот свежий ветер незаметно превратился в холодный сквозняк, который выдул все тепло из нашей жизни.
– Странный парадокс… Тогда не говорили о боге, о вере, но святости в жизни было больше, и отношения между людьми были добрее.
– Согласен. Людей воспитывали на бескорыстии; материальные ценности были вторичны. Главное – духовное совершенство…
– Было ли где в мире еще такое общество, – задумчиво произнес Петрович, – где столько всего было бесплатно. Медицина, образование, занятия спортом – да много еще чего. И в обыденной жизни… Подвезти случайных попутчиков, помочь кому-то с переездом или знакомым на даче – никому и в голову не могло прийти, чтобы взять за это деньги. А теперь за все надо платить. Деньги – вот главное в современной жизни. Деньгами меряются все человеческие отношения, хотим мы этого или не хотим.
– А помнишь, о чем мечтали тогда? – улыбнулся
Я долго не мог решиться позвонить Ане. Сидел возле телефона и размышлял: стоит ли вообще это делать? Ведь столько лет прошло. А если трубку возьмет не она? Муж или дочь? Что я скажу?.. Но, в конце концов, безрассудство пересилило здравый смысл, и я набрал длинный междугородный номер. Пошли гудки: первый, второй, третий…
– Speaking, – послышался в трубке знакомый до боли голос.
– Привет… Это Роберт, – произнес я и, стараясь казаться беспечным, добавил. – Если, конечно, ты меня еще помнишь.
– Боже мой, Роберт! – вырвалось у нее. – Это ты?.. Как ты узнал мой номер?
По голосу я понял, что она взволнована. И это, как ни странно, успокоило меня.
– Один мой знакомый дал. Он гостил у вас там, в Америке, целый месяц. Мир тесен, как говорят.
– Да, Роберт, мир тесен… – подтвердили она. – Но все же не верится, что настолько.
– Рад слышать тебя, Аня. Голос совсем не изменился…
– Я тоже очень рада… Как ты, чем занимаешься, где живешь?
– Живу там же, по старому адресу. А занимаюсь… Из газеты давно ушел, работаю режиссером.
– Кем-кем? – удивленно переспросила она.
– Режиссером… Курсы окончил режиссерские, снимаю рекламные ролики, фильмы. В общем, тружусь в сфере видеопроизводства.
– Ты всегда был творческим человеком.
– Наверное… Ну, а ты? Что у тебя новенького?
– А разве твой знакомый тебе не рассказал?
– Ну, так, в общих чертах…
– В бытовом плане все хорошо, живем в большом доме. Я сейчас уже не танцую. Преподаю, учу детей, мне нравится.
– Дочке-то сколько?
– Почти девять.
– Ого, как время летит!
Мы говорили о каких-то житейских мелочах, а я думал лишь об одном: мне хотелось узнать главное – приедет или не приедет она в Петербург; сможем ли мы увидеться? С первой минуты общения прошлое вновь захватило меня. Словно и не было этих долгих лет разлуки, этих тысяч и тысяч километров, разделяющих нас.
– На родину не тянет? – воспользовавшись паузой, осторожно спросил я.
– На родину? – она слегка растерялась. – Тянет… Я ведь с той поры, ни разу в Питере не была. Да и вообще, в России.
– Так, может, соберешься, приедешь?
Она замолчала, вздохнула тяжело и потом вдруг неожиданно пообещала.
– А что, вот возьму и приеду.
– И мы увидимся?
– Ну, не зна-а-а-аю… – она игриво рассмеялась на том конце света, и я снова узнал в ней прежнюю озорную девчонку. Нежность теплой волной шевельнулась в душе. Захотелось обнять ее – крепко, как прежде, и, коснувшись губами ее губ, забыться в сладостном и страстном поцелуе.