Вадимка

Алпатов Михаил Владимирович

На берегу собралась уйма пленных - не каждый рисковал начинать переправу, не оглядевшись, не прикинув, как лучше. Вадимка испуганно смотрел на широкую, бурную реку. Грязная, рыжая вода кипела страшными бурунами, грозя поглотить в своей пучине все живое и мертвое, и стремительно неслась неизвестно куда.

– Наш Дон - тихий, а Кубань - река бешеная... Как бы тут не переправиться на тот свет, - вздохнул кто-то.

– Дон-то наш тихий, а вот на Дону тихо не бывает, - ответил пожилой казак.

Вадимка старался не

слушать разговоров - от них становилось еще страшней. Он стал приглядываться, как переправлялись другие. Была взорвана лишь часть моста у берега, противоположного городу. Эту часть называли тут фермой. Один конец этой фермы лежал на "быке", другой упал в воду, недалеко от берега, а с берега до упавшего конца фермы положили доски. По ним смельчаки и начинали переправу, отчаянно балансируя руками. Вадимка решил пуститься в путь: долго размышлять - больше оробеешь! И он пошел по доскам. Доски прогибались до самой воды и раскачивались, а внизу бурлила рыжая пучина. Вадимка старался смотреть на доски, чтобы не видеть мчавшуюся под ними реку. Боялся, что закружится голова. И она закружилась... Ему хотелось ухватиться за что-нибудь, он покачнулся, но тут кто-то схватил его самого сзади за воротник.

– Эге, так не годится, герой! А то нырнешь и не вынырнешь!
– услышал он чей-то простуженный голос.

И сильная рука, держа его за воротник, довела до железных переплетов фермы. Вадимка так испугался, что забыл сказать дяденьке спасибо. Да он и не знал, кому говорить. Но как только он почувствовал, что держится за холодное, надежное железо, он сразу пришел в себя, отдышался и стал пробираться дальше.

Оказалось, что лазить по железным переплетам куда легче, чем по деревьям, - тут есть и за что ухватиться, и куда ногу поставить. Взрослым казакам пробираться по остаткам моста было куда труднее.

– Отвык, пропади ты пропадом, по вербам за грачиными яйцами забираться, - ворчал кто-то, стараясь достать ногой до нужного ему переплета.
– Сколько лет пришлось провисеть в седле, разучился, понимаешь.

До "быка" Вадимка добрался быстро. Дальше шла сохранившаяся часть моста, по ней парнишке было идти уже просто.

"И все-таки добрых людей на свете больше, чем злых!
– не выходило у него из головы.
– Ей-богу, больше!"

Глава 5

"ПОМОГАЙ ТЕБЕ БОГ, СИРОТИНКА!"

На екатеринодарском вокзале в тесноте трудно повернуться. Все забито пленными. Больше всего сгрудилось здесь донцов, кубанцы разошлись по своим станицам. Отсюда уже ходили поезда, люди надеялись уцепиться за какой-нибудь товарный состав. С тревогой говорили, что где-то впереди мост тоже взорван, придется ехать куда-то в объезд, часто упоминали станции Кавказскую и Тихорецкую.

"Куда все, туда и я, - думалось Вадимке.
– Доберусь как-нибудь до Ростова, а там дорога одна, не собьешься".

После переправы Вадимка очень устал. На станциях он привык отдыхать,

усевшись на край перрона. Но тут все было занято, пришлось сесть у самой стены вокзала, прислонившись к ней спиной. Подняться на ноги уже не хватало сил. Равнодушно смотрел казачонок на серую массу людей в обшарпанных, грязных шинелях - все они были заросшие, взгляд угрюмый, настороженный, опасливый. "Наверно, и я гляжу не дюже весело", - подумал Вадимка. Он уже знал - пока эти люди не вошли под свой кров, пока они не стали равноправными, они будут чувствовать себя затравленными волками.

Взгляд Вадимки упал на соседа. Это был красноармеец с русой бородой, а всех, у кого росла борода, Вадимка считал стариками. Сразу бросалась в глаза красная звезда на его шлеме и три красных косых полосы на груди, пролегавших по шинели. Сидел он на вещевом мешке, был страшно худ и бледен, слегка пошатывался, то закрывая, то открывая глаза, тяжело дышал, в руках держал изрядный кусок хлебного каравая. Красноармеец вяло отщипывал от него хлеб и ел его медленно, с явной неохотой.

"Тифозный!" - решил Вадимка. Вспомнил - когда он в прошлом году заболел тифом, как ему противна была еда.

Парнишка не привык побираться, но нестерпимый голод мучил его. Вадимка уже третий день ничего не ел.

– Отломите и мне кусочек!
– робко попросил он бородача.

Тот остановил на нем свой взгляд.

– А заболеть сыпняком не боишься?

– Не-е! Я свое уже отдежурил. Теперь, говорят, я больше не захвораю.

Сосед протянул Вадимке весь свой хлеб.

– Да мне только кусочек. Вы весь не отдавайте. Начнете выздоравливать, ох и есть захочется!

Бородач молча положил хлеб Вадимке на колени.

– Ну, спасибо... Дай вам бог здоровья!
– поблагодарил Вадимка.

Ему хотелось сказать соседу что-то доброе, поделиться с ним чем-нибудь. Но нашлось лишь одно - его горький опыт тифозного больного:

– ...А вы не робейте! Сначала, помню, казалось, что день ото дня мне становится лучше и лучше, а я помирал, а потом стало мерещиться, что мне все хуже и хуже, а я поправлялся... Ежели вам под конец болезни будет казаться, что становится все хуже, знайте, на самом деле вы выздоравливаете.

– А ты в эту кашу как попал?
– неожиданно спросил красноармеец.

– Да в подводы забрали!
– с неохотой ответил казачонок.
– А теперь вот... коней потерял... На чем работать?..

Голос у Вадимки дрогнул.

– Да ты сам-то не робей, - подобрел сосед.
– Жив остался, и ладно... Считай это за главную свою удачу.

– Конечно... жить на свете самое главное!
– воспрянул духом Вадимка. Он был уверен, что его слова должны понравиться бородачу.

Но тот почему-то замолчал. Вадимка знал, как тяжело говорить при такой болезни. Вот человек и молчит. Вдруг бородач заговорил снова: