Вадимка
Шрифт:
– Опять мародерствуешь, шкура обозная?!
– донеслось до Вадимки.
Это сказал заехавший во двор конный.
– А что делали они с нашим братом?
– ответил обозник.
– Это он-то?
– А ты-то знаешь, кто он такой?.. Драпал до самого моря... Мне в лаптях воевать приходилось, а они и сейчас одеты с иголочки... Да еще не смей тронуть!.. Да-е-ешь!
– и обозник скрылся за домом.
– А ты берешь... С тобой разговор еще будет, - посмотрел ему вслед конный.
– Тебе сколько лет?
– спросил он у Вадимки.
– Четырнадцать.
– А как сюда попал?
– А в подводы взяли.
Конный отвязал от седла брезентовый дождевик и бросил его дрожавшему от холода Вадимке.
– На! Надевай!.. От солнца затишек, от ветра холодок, а все-таки защита! А то загибнешь в этой слякоти!
– Спасибо тебе, дяденька!
– обрадовался Вадимка.
– А ты почему не со всеми вашими? Ты чего тут делаешь?
– А я хочу выручить своих коней с бричкой. Я их вчера тут оставил.
– Уноси-ка лучше, парень, свои ноги... Кончится война - кони у нас будут!.. Шагай!
Вадимка пошел со двора. Его охватила радость - отпустили! Могло быть куда хуже! Он же пленный! Но, очутившись на свободе, он почувствовал, что слезы мешают ему смотреть. Как же теперь с его конями? Хозяин и хозяйка решили не отдавать ему Гнедого и Резвого. Почему так безжалостны к нему люди, которым он не сделал ничего худого? Ну за что они его так обидели?! Что теперь будет с Гнедым и Резвым? Как же теперь они с матерью проживут без коней? А что будет с ним самим - он же остался один, без дяди Василия?
Глотая слезы, спотыкаясь, он снова пошел с колонной пленных. Теперь рядом шли только чужие люди. Вадимка почувствовал себя совсем одиноким.
– Маманя моя, родненькая... Уж дюже мне тут плохо, маманя. Ой, как плохо! Когда же этому будет конец?!
Он не знал, говорил ли он это или только думал. Он только не хотел, чтобы это слышали другие...
Когда ему стало не так тяжко, он принялся себя утешать. Ведь правда же, что он делал все как лучше? Он делал так, как учил его дядя Василь. Он и сбежал от дяди Василя, чтобы помочь матери и коням. Не для себя же старался! "Да я-то что! Я уж как-нибудь! Дядя Василь говорит, что свет стоит на добрых людях, значит, и я не пропаду!"
Вадимка громко всхлипнул.
...Колонна вышла за город. Подул сильный ветер. Вадимка почувствовал, что в брезентовом, жестком и сыром плаще, надетом на нижнюю рубашку, стало совсем холодно. Пленные шли по полотну железной дороги. Идти оказалось очень утомительно. Попадать ногой на каждую шпалу неудобно - шпалы лежали слишком близко друг к другу; шагать через одну - слишком широко, шага не хватало. Приходилось идти рядом с рельсами, но эта узкая тропинка была растоптана тысячами прошедших по ней ног.
Теперь Вадимку мучил голод. Вспомнилось, что ночью на пристани он ел английские консервы, а дядя Василь сунул ему в карманы несколько банок; они были тяжелые и мешали ему идти. Но они остались в карманах шинели на том страшном дворе. Вместе с голодом пришла усталость. Вадимка не спал вторые сутки. Теперь ему хотелось скорее добраться до какого-нибудь дома, укрыться с головой, забыть про все, что с ним было.
Люди стали разбредаться по поселкам, которые виднелись недалеко от железной дороги. Вадимка вместе со многими свернул влево - там виднелась большая станица. Дойти до нее оказалось трудно - пришлось перебираться через горные ручьи, через овраги. Когда вошли в станицу, Вадимка сел на скамейку у калитки ближайшего двора. Пленные брели по улице дальше, а он все сидел - дальше он идти не мог. Ему казалось совсем необычным, что люди тут живут, как жили раньше - спят в куренях, где тепло и сухо, садятся за стол, когда приходит пора есть, думают о посеве, смотрят за скотиной. И даже, наверно, ходят друг к другу в гости. Будто среди этих гор никакой войны и не было!
– Ты кого ждешь?
– спросила пожилая женщина, подходя по улице к калитке.
– ...Тебя, тетенька, - с отчаяния решился выговорить Вадимка.
– Ноги дальше не идут... Хочу есть... хочу спать... Пусти меня в курень.
Женщина молчала.
"Ежели не пустит, лягу спать на этой скамейке", - решил гость, боясь глянуть на тетеньку.
– А ты тоже из этих... пленных? Такой молодой... Ну, заходи, заходи.
Давно Вадимка не ел настоящего борща, какой умела готовить его мать. А нынче перед ним поставили глубокую тарелку с таким борщом, дали расписную деревянную ложку и большой кусок белого хлеба.
Хозяйка продолжала что-то спрашивать, Вадимка что-то отвечал; видел, как ему постелили на полу полость из мягкой шерсти, положили подушку и бросили полушубок, чтобы укрыться. Как добрался от стола до постели, он уже не помнил.
Нынче Вадимка укладывался спать совсем по-домашнему, и сон ему приснился тоже "домашний". Будто пришел к нему в гости друг Санька и будто сидят они с ним над миской пирожков, которую поставила перед ними на стол мать.
"Ешь, куманек, поправляйся!"
"Покорнейше благодарим!" - отвечал гость.
Вадимка крякнул, провел ладонью по губам, будто разглаживая усы, и важно произнес:
"Не прогневайся, дорогой, ежели чем не угодил".
Гость надул щеки, изображая толстого казака, и пробасил:
"Жито нынче, слава богу, уродило..."
Ребята глянули друг на друга и фыркнули со смеху.
А потом все пошло, как в сказках, которые всегда любил слушать Вадимка. Снилось ему, что будто он уже не Вадимка, а царь "Салтан", и показывает свои "несметные богатства" заморскому гостю Саньке.
"Кота этого я купил в некотором царстве, в некотором государстве... за сто рублей", - удивлял хозяин гостя.
"У царя Додона?"
"Нет, у его дочери Алены... Это - кот Баюн. Умеет песни играть и басни баить... А этот самовар я купил у Кащея Бессмертного... тоже за сто рублей. Он тоже умеет песни играть... когда его затопят... Вот эти яблоки золотые растут в моем саду", - показывал хозяин на крупные головки лука, висевшие связками на гвозде.
"А жар-птица в твоем саду есть?" - любопытствовал гость.