Вадимка
Шрифт:
Громко стрекотали цикады. Их монотонный разговор у степняка был неотделим от ночной тишины, ночного неба, раздумий человека, оставшегося наедине с привольной, немного таинственной степью. Завтра цикады вновь заведут свой неумолчный разговор, а он, Вадимка, уже будет вором.
А люди? Разве сможет он сказать людям, что он - вор? Разве может он тогда ждать от них добра? Как это будет страшно!
Рядом в темноте маячил дом хозяйки, он закрывал Вадимке чуть ли не половину неба. И тут эта яга мешает ему любоваться даже звездами! Парнишке вспомнилось, как его дед рассказывал сказку про бабу-ягу. Дом хозяйки казался ему сейчас мрачным логовом бабы-яги. Только
Вадимка осторожно вошел в кухнянку и стал быстро собираться в дорогу, в холстинный мешок он сложил хлеб, вареную курицу и еще кое-какую снедь. Затем он через двор быстро прошмыгнул к дверям конюшни. Просунув руку сквозь решетку двери, Вадимка стал тихонько нажимать на край перемета, чтобы выдернуть болт из косяка. Перемет подавался, но стала открываться дверь и громко скрипнула. Вадимка обмер. Пять раз пришлось нажимать на край перемета, пять раз скрипела дверь, а Вадимка со страху готов был бросить все и бежать куда глаза глядят.
Наконец он, полуживой, вошел в конюшню. Тут было душно, пахло лошадьми. Вадимка тихонько снял с гвоздя уздечку и осторожно подошел к рыжему. Конь повернул к нему голову и толкнул носом в плечо. Он делал это не раз, когда Вадимка, приучая к себе коня, гладил его и разговаривал с ним; обычно это бывало по вечерам, когда рыжего он ставил в конюшню на ночь. Теперь конь толкнул его еще раз и, попав своему табунщику мордой под мышку, остался стоять неподвижно. Эта ласка доброго и привязчивого животного многое сказала Вадимке - рыжий считает его своим другом, ждет от человека добра.
Невольно вспомнились Гнедой и Резвый: как они выбивались из сил в непролазной грязи во время отступа и как они радовались его ласке. Кто же пожалеет коня, кроме человека? Теперь же вот он сам, Вадимка, собрался гнать рыжего изо всех сил на целые сотни верст, гнать без жалости. А этот несмышленыш так ждет от него защиты!.. И сердце Вадимки дрогнуло. Почему это добродушное существо должно отвечать за свою злую хозяйку?
Вадимка прислонился щекой к шее коня. И эти секунды решили все. Парнишка понял, что он не погонит рыжего в такую даль, тот может по дороге погибнуть. Вадимка пойдет домой пешком. Он со вздохом погладил коня по шее и по спине, повесил уздечку на гвоздь, взял в яслях полушубок, ботинки и валенки - от этого ведьма не обеднеет!
– и вышел из конюшни, бросив дверь открытой. В кухнянке беглец оделся, вложил ботинки и валенки в мешок, повесил его через плечо, взял в руки полушубок и без шапки, босиком, быстро и бесшумно вышел со двора на дорогу. Дом по-прежнему безмолвствовал.
Хутор быстро скрылся в темноте. В степной тишине, под звездным небом, Вадимка стал успокаиваться. "А хорошо, что я ушел пешком... За мною теперь никто не погонится. На кой я им нужен?.. Теперь можно и выспаться, а то скоро будет рассвет, ведь завтра шагать целый день... Да плевать мне на этих Зинченок! Не боюсь я их теперь!.."
Он свернул подальше от дороги в высокие уже хлеба, еще пахнувшие травой, набросил на плечи полушубок и улегся, надев валенки и положив под голову мешок. "Жалко, много пшеницы помял... За это и по башке накостылять не грех", - подумал он, засыпая.
...Проснулся он оттого, что совсем рядом громко и надоедливо повторяла свои навсегда заученные и единственные слова перепелка: "Пуд-пу-дук!.. Пуд-пу-дук!" - "И до чего же настырная!" - подумал беглец и открыл глаза. Всходило солнце. Приподнявшись в пшенице, Вадимка стал осматриваться. Оказалось, что он вышел всего лишь на бугор за хутором, всего с версту! Был хорошо виден двор его
Вглядевшись в толпу споривших хуторян, Вадимка понял, что погони за ним не будет. Осторожно выбравшись из хлебов, скрытый от хутора бугром, парнишка быстро побежал прочь, шлепая по дороге босыми ногами. Скоро негостеприимный хутор остался позади.
Глава 7
"ЛАДНО... ВЫРУЧУ!"
Стояли жаркие дни, наступила та благодатная пора, когда посев был уже позади, а косовица еще впереди. Работа переместилась с поля на усадьбы. В степи было пусто, лишь кое-где пололи подсолнухи да иногда на дорогах виднелись подводы. Время для бегства - лучше не придумаешь. Но Вадимка знал, что без встречи с людьми дело не обойдется. Шел он босой, без шапки, в руках нес полушубок. Если присмотреться, то, пожалуй, догадаешься, что в мешке у него лежат валенки. Полушубок и валенки в такую-то жару! Поклажа ясно говорила, что путник собрался в дальнюю дорогу. А его штаны! Они были заношены до невозможности. Наверно первый же встречный спросит: "Что ты за человек? Куда идешь?" Вадимка решил обходить любое жилье. Так оно надежнее! Еда ведь у него есть. Он был доволен, что среди рослых хлебов его не сразу заметит людской глаз.
Но вдруг перед ним, на перекрестке, плохо видном среди колыхавшейся на ветру пшеницы, вынырнули две повозки. На передней сидело двое мужиков. Пешеход оказался у них на виду. Вадимка хотел отстать, но один из ехавших махнул ему рукой:
– Сидай, хлопче!.. В ногах правды немае!
Деваться было некуда, путник догнал переднюю повозку, побросал в нее свою поклажу и вскочил сам.
– Вы откудова ж будете?
– поспешил он спросить.
Оказалось - это два брата из Харьковской губернии, ездили на Кубань "за счастьем" - добывать худобу. Прошел слух, что белые при отступлении побросали много скотины - и волов и лошадей. Скот на Кубани стал нипочем. И, слава богу, братья съездили не зря - отправились туда "с одними кнутами", а теперь вот гонят домой две пары волов "со снастью". Один из братьев - высокий, сутулый, видать младший, - угрюмо молчал, зато другой коренастый, небольшого роста - говорил охотно.
– После гражданской войны надо как-то хозяйнуваты, - рассуждал он. Бог даст, как-нибудь перебьемся и... заживем... Война кончилась... Нынче люди обратно в свои хаты полезли. Пахать, сеять начнут... Гляди, який урожай на Кубани нынче!.. А все мужик! Без мужика ни белые, ни красные, ни зеленые житы не можуть...
Вадимка слушал, но из головы не выходило - почему его не расспрашивают? Может быть, приняли за здешнего?.. Дай-то бог!.. Но вопрос не заставил себя ждать.
– Ну, что, хлопче?.. Домой драпаешь?
Вадимка опешил.
– Ага, - вырвалось у него само собой.
– А почему вы знаете?
– Да тут и знать нечего. За версту видать, что ты за птица... Вашего брата кругом полно, расползлись, як тараканы... Домой командируются... Из дому выезжал зимою, что ли?
– глянул он на полушубок.
Вадимка молчал.
– Какой станицы-то?
– Митякинской.
– Знаю, знаю... бывал... Я по твоему выговору догадался, что ты не луганский и не вешенский... Значит, и ты до дому!.. Хорошо делаешь. Коли дома не пекуть, так и в людях не дадуть... А где думаешь через Дон переправляться?.. Сейчас можно переехать только по железнодорожному полотну... по дамбе... от самого Батайска до самого Ростова... На семь верст тут разлился Дон!