Вагон второго класса. Том I
Шрифт:
Илона поджала губы.
— Девочка, — Морин посмотрела ей прямо в глаза. — Прояви благоразумие, а? Даю тебе слово, что если доктор Алитруэ не пользуется запретной магией, если он не делает ничего недостойного, мы оставим его в покое. И правда, если кому-то легче от его разговоров, пусть говорит себе дальше. Но если… Пойми, и я, и господин Фирц слишком много видели в жизни, чтобы не обращать внимание на тревожные знаки… Узнать бы, что у него на сессии творится. Но боюсь, понять это можно только самому будучи пациентом.
— Дык это,
Морин оценивающе оглядела его фигуру:
— Сессии стоят дорого. Илона, сколько ты говорила? Золотой для первого раза? Барк, никто не поверит, что ты можешь отдать золотой за разговоры.
— А мы его приоденем, — у дядюшки Фирца аж глаза загорелись. — Пострижем, побреем. Я знаю хорошего куафера. Как займется тобой, так и не узнают. Усы с бородой сбрить придется.
— Это можно, — отозвался Барк. — Но я ж говорить как вы не умею.
— А ты помалкивай, — посоветовала госпожа Эббот. — Мэтресса Скотт, если я вас правильно поняла, Барку лучше сказаться приезжим богатым молодым человеком, не так ли?
— Определенно. Вы, господин Барк, будете в горе после трагической гибели родителей, и приехали к… м…
— Тётушке! — хмыкнул дядюшка Фирц.
— Да-да, к тётушке, к госпоже Нафепан, — госпожа Эббот не упустила случая досадить сопернице по добыче слухов.
— И не забудь сказать, что тебе от родителей досталось крупное наследство, а деньгами ты раньше не занимался.
Илона посмотрела на дядюшку Фирца с неприязнью. Они, кажется, считают доктора Алитруэ не только шарлатаном, но и мошенником!
— Вы хотите снова отправить Барка к доктору? — с подозрением спросила она.
За бурным обсуждением Илону не услышали. Морин продолжала наставлять Барка:
— … Итак, вы приехали к тётушке, вы очень застенчивы, поэтому говорите мало. Я научу вас нескольким фразам о том, как вы горюете. Потом можете сказать, что больше не в силах разговаривать. И не будем ждать. Чем быстрее мы выясним, что происходит, тем лучше. Илона, ты приведешь Барка на сессию и попросишь доктора Алитруэ принять его вместо тебя или вперед тебя.
— Морин, я не буду этого делать.
Илона встала и решительно выпрямилась, сложив руки на груди. Почему они все смотрят на нее так, будто она не в своем уме? Чувство беспечной радости, накрывшее ее на собрании, уже ушло; сейчас она совершенно спокойна и рассуждает здраво: единственный, кто в Шинтоне смог ей хоть немного помочь — доктор Алитруэ. Он порядочный человек, в этом нет никаких сомнений. И очень талантливый. Может, этим все объясняется? У выдающихся людей бывают завистники. Думать так о Морин не хотелось, но Илона легко могла себе представить, как хорошие лекари не принимают новые идеи лишь потому, что они пришли в чужую голову!
Морин пристально посмотрела на нее:
— Илона, давай спокойно все обсудим…
— Мы не будем ничего обсуждать. — Илона встала и постаралась принять вид, как у матушки, когда она со всей светской учтивостью выпроваживала неприятных гостей. — Простите, господа, мне пора к ребенку.
Внутри Илоны все кипело; сжав кулаки, чтобы унять гадкую дрожь, она поспешила подняться к себе. По гробовому молчанию внизу было ясно, что такого сопротивления от нее не ждали. Ну и пусть. Она ненавидела их сейчас, ненавидела, ненавидела! Если бы было куда, Илона немедленно уехала бы из дома госпожи Эббот. Но увы…
Глубоко вздохнув и постаравшись взять себя в руки, она зашла к Ларри. Малыш и в самом деле проснулся и куксился, собираясь заплакать. Илона подняла на нем верхнюю длинную рубаху и нижнюю, короткую, убедилась, что они сухие, и менять нужно только пеленку. Мокрую она кинула в ведро, куда Люси еще до ужина налила свежую воду с солью — потом постирает все сразу. Обтерев ребенка влажным полотенчиком, она сложила сухую пеленку в несколько раз, пропустила между нетерпеливо шевелящихся ножек и закрепила двумя безопасными булавками. Вернув на место рубашку Ларри, Илона поправила чепчик на его светлых волосиках, расстегнула лиф своего платья, отвязала чашечку корсета, приспустила нижнюю сорочку, взяла ребенка на руки и устроилась с ним в кресле.
Возня с Ларри немного ее успокоила, и Илона постаралась выбросить из головы нелепые инсинуации.
На лестнице послышались осторожные шаги. Разумеется. Морин. Нарочно дождалась, пока Илона начнет кормить и потому не сумеет избавиться от ее общества.
— Я могу войти?
— Изволь, — холодно проронила Илона и стала смотреть на малыша.
— Я лишь хотела сказать: прошу прощения.
Илона промолчала, не отрывая взгляда от Ларри. Не дождавшись ответа, Морин вздохнула:
— Мне в самом деле жаль. Нам не следовало скрывать от тебя истинную цель Барка, и, конечно, надо было спросить твоего согласия, а уж после этого сочинять планы.
— Я рада, что в этом мы сходимся, — Илона продолжала упрямо смотреть на ребенка.
— С лекарями такое часто случается, хотя это меня не оправдывает. Ты точно знаешь, как помочь больному, и порой забываешь, что перед тобой живой человек, у которого есть свои желания, верования, убеждения… Но неважно. Признаться, доктор Алитруэ беспокоит меня не в первую очередь. Прежде всего я волнуюсь о тебе, Илона. Тебя что-то гложет. Нет-нет, я не собираюсь, в отличие от доктора, настаивать, чтобы ты мне рассказала, в чем дело, но…
Илона ее оборвала:
— Он тоже не настаивает. И не решает ничего за меня, в отличие от моих друзей и родственников!
Морин помолчала, и вдруг заговорила о другом.
— Скажи… Тебя никогда не удивляло, почему я живу в этом захолустье? Поверь, мой дар вкупе с опытом позволили бы завести успешную практику хоть в самой столице.
— Я думала, у тебя здесь родня, или тебе нравится море, или что-то подобное, — Илона пожала плечами с вежливо-безразличным видом, хотя ей и правда было любопытно.