Валькирия рейха
Шрифт:
Дверца хлопнула. Мюллер почувствовал, как у него все похолодело внутри. Получалось, он очень правильно сделал, что посоветовал Хелене взять с собой сопровождение – с рейхсфюрером шутки плохи. Его не обманешь. Мягко стелет, да жестко спать. Пренебрежение этим качеством Гиммлера уже стоило жизни Гейдриху, теперь на очереди – Хелене Райч.
Через час после панихиды по вице-протектору Рейнхарду Гейдриху «черный вервольф» Ме-109 взлетел с аэродрома в Жижкове и в сопровождении двух истребителей взял курс на восток. Артиллеристы на одной из секретных зенитных батарей, незадолго до этого получившие от командования строжайше секретный приказ сбить самолет, увидев цель, растерялись, обнаружив, что истребитель летит не один. О трех самолетах в приказе не упоминалось. Связавшись со штабом, командир батареи доложил обстановку и запросил распоряжений. Ему ответили не сразу. Требовались консультации с СС. Как предугадал Мюллер, расстрел трех самолетов не входил в планы Гиммлера. Это грозило крупными неприятностями с Герингом, к тому же все три машины были хорошо вооружены и управлялись первоклассными пилотами –
Постукивая пальцами по столу в кабинете, еще недавно принадлежавшем Гейдриху, рейхсфюрер Гиммлер недовольно произнес, обращаясь к Далюге:
– Гейдрих мертв. Но его шлюха от нас ушла. Что ж, может быть, это и к лучшему. Меньше подозрений. Не стоит поддаваться эмоциям. Однако надо постараться, чтобы она как можно реже появлялась в Берлине. Пусть повоюет. Будем надеяться, у русских найдется пуля для нее – он зловеще усмехнулся, – а если нет… Нам придется подыскать способы держать ее в узде, а со временем и вовсе от нее избавиться.
28 июня 1942 года 17 немецких и 6 венгерских дивизий под командованием фельдмаршала фон Бока устремились на Курск и Воронеж. Через два дня мощная 6-ая армия Паулюса, состоявшая из 18 дивизий, двинулась на юг. В небо поднялись тысячи самолетов. Амбициозная операция под кодовым названием «Блау» по захвату Кавказа началась. Первого июля две немецкие армии встретились, окружив русские войска. Шестого июля пал Воронеж. Впереди лежал Сталинград.
– Я – первый! Я – первый! – черный Ме-109 заправлен горючим и маслом, пробоины заклеены перкалью, под нижним крылом подвешены бомбы и реактивные снаряды, заполнены патронные ящики, проверена и отлажена синхронность спускового механизма оружия с вращением винта, пристегнут парашют. Скрылись пышные светлые волосы летчицы под шлемом, строгие васильковые глаза опытным взглядом скользнули по приборам. Теперь все эмоции в прошлом, теперь – только бой.
Внизу земля кипит от взрывов, все в дыму. Тротиловая гарь набивается в кабину истребителя. Летят осколочные бомбы в скопления вражеской пехоты, реактивными снарядами подавляются огневые точки, с бреющего полета строчат пулеметы. Самолет быстро проносится над землей. Второй заход и снова – море огня. А вот и «ухажеры» вынырнули из-за облаков – советские истребители сходу бросаются в атаку. Начинается бой на вертикалях. Ведомый, Андрис фон Лауфенберг, немного отстает, вот и совсем оторвался, оставшись один на один с противником. Резко сбавив высоту, Хелене приходит на помощь своему напарнику. Она поднимает очки. За стеклом кабины он видит ее укоризненный взгляд: опять не отрегулирован шаг винта. Недобор высоты в 50—70 метров в бою – смертельно опасное дело. А с таким прикрытием много не наатакуешь. Четверка «илов» снова идет в лобовую. Хелене ловко уклоняется от атаки и встает в вираж, отвлекая внимание русских летчиков, пока «мессершмитты», имеющие преимущество в высоте, ударят сверху. Снова маневр – она выпускает Лауфенберга вперед. Теперь ведущий – он. Снова разгорелся бой на вертикалях. Вихрь огненных трасс пронесся над кабиной. Хелене нажала гашетку. Длинная очередь отпугнула противника. Но он не отступил. По радио Лауфенберг встревоженно спросил: «Видишь?»
– Вижу, – спокойно ответила она. Русский самолет несется с запада и открывает огонь, когда расстояние между истребителями еще около 800 метров. Трасса ушла под Ме-109. Вторую очередь он дать не успел. «Черный вервольф» открыл огонь из всех огневых точек. Ведомый русского пошел на вираж, отклоняясь от лобовой, предложенной Райч.
Тогда черный «мессершмитт» тоже начал виражировать с незначительным набором высоты, демонстрируя исключительную технику пилотирования. Он использовал прием внешнего скольжения, и ему удалось до предела сократить радиус виража, зашел в хвост, открыв огонь, и резко сорвался в управляемый штопор, уходя от следующей пары истребителей противника. Потом плавный выход из штопора, боевой разворот. Огонь! Атака снизу. Снова удар из всех огневых точек. И, наконец, победно покачав крыльями, начал снижение на аэродром.
Возвращение. Темнеющее сумерками индигово-синее небо летит под крыльями. Мерцают бортовые огни, сгущается туман, самолет измучен, штурвал сбит, многие приборы выведены из строя. Ничего, механики отладят, заменят, приведут в порядок. Смертельная усталость сковывает тело. Но Хелене не до сна. И снова: разбор боев, обучение молодых летчиков. Об управлении машиной, о применении виража, о маневре и огне, ракурсе прицеливаний, дистанции огня – об всем, что познается только на опыте, что не изучишь ни в какой школе. Горький подсчет потерь, переговоры с начальством, новые задания, снабжение горючим, маслом, боеприпасами, продовольствием, медикаментами. Только под утро на час, не больше, приляжет командир в своей комнате, прислушиваясь к ночной тишине, сквозь которую пробираются слышимые с переднего края вздохи дальнобойных орудий и приглушенный гул ночных бомбардировщиков. И вспомнится ей, как скакала верхом на вороной лошади в далеком Булонском лесу чудесным весенним днем, вспомнит жаркие объятия и поцелуи, от которых захватывало дух. Она давно уже не носит кольцо. Она спрятала его подальше от любопытных глаз. Но память и сердечную боль не спрячешь. Так и не сомкнув глаз, она встает и, завернувшись в плед, подходит к окну. Туман рассеивается. Брезжит рассвет. Сквозь рваные клочья тумана она видит искореженный взрывом бомбы «мерседес» с флажками СС и имперского Управления и скорченное тело тяжело раненого генерала, упавшего на капот автомобиля, по эсэсовской форме которого расползлось большое кровавое пятно.
– Госпожа полковник, – кто-то постучал в дверь. – Вас по срочной связи
Ну вот. Туман растаял. В небе заблестело ласковое утреннее солнце. И снова – взлет, пулеметный огонь и самолеты противника в перекрестье прицела.
Часть 2. От Волги до Берлина
Лейтенант Эрих Хартман прибыл на Восточный фронт в июне 1942 года перед самым началом наступления на Сталинград и Кавказ с 52-й истребительной эскадрильей, которая была направлена из резерва в полк Хелене Райч, прошедший переформирование после изнурительный боев конца 1941-го – начала 1942-го годов. Как лучший выпускник своего курса в летной школе, которую когда-то заканчивала и сама Райч, он добился назначения в ее полк как в один из самых прославленных в Люфтваффе и пользующийся, благодаря своему командиру, особым расположением Геринга. Рейхсмаршал даже доверил Райч свою легендарную эскадрилью «Рихтгофен», также после переформирования вошедшую в состав полка. Хелене Райч, конечно, все молодые летчики знали в лицо. Ее портретами, наравне с портретами фюрера и Геринга, были увешаны все стены в учебных классах летной школы. Говорили, что она вздорная, придирчивая, что служить под ее руководством – не сахар. Но в основном злословили те, кто уже потерял надежду оказаться в ее полку. Эрих с самого начала решил для себя, что он должен попасть только к ней. Он сам не знал почему, но судьба этой женщины, легенда о ней волновали его воображение. Он подолгу рассматривал ее фотографии, не находя в тонких чертах ее лица ничего воинственного, сверхчеловеческого, неземного. Она была обычным человеком, красивой, элегантной женщиной с очаровательной улыбкой, ставшей символом Люфтваффе. Она не производила впечатления «железной валькирии», у которой «вместо сердца пламенный мотор», как пелось в гимне авиаторов. Было даже странно себе представить, что эта женщина, с таким спокойным, красивым лицом, могла участвовать в тяжелых, изнурительных боях, выигрывать смертельные схватки с истребителями противника, планировать операции и руководить летчиками-мужчинами. Безусловно, он был заинтригован и горел желанием встретиться с ней. По указанию Геринга командиры боевых частей иногда приезжали в летные школы и делились со слушателями своим боевым опытом. Эрих очень надеялся, что школу, которую заканчивала она сама, Хелене Райч обязательно посетит. И действительно, все складывалось очень удачно: руководство школы послало знаменитой летчице приглашение, и та даже ответила согласием. Но война внесла коррективы: развернувшееся наступление русских под Москвой не позволило Хелене Райч оставить полк, и она вместо себя прислала своего начальника штаба. Тогда же, после лекции, Эрих подошел к майору и, представившись, сказал, что рассчитывает после окончания школы отправиться на Восточный фронт и по возможности оказаться в их полку.
– Вы смелый парень, – одобрительно отозвался майор о его намерениях, – теперь мало кто торопится оказаться на востоке. Куда спокойнее на Западном фронте или в Африке, – он записал его фамилию и обещал замолвить словечко перед выпуском. Позднее Хартман узнал, что майор серьезно интересовался у командиров школы его способностями и жалел, что не может посмотреть его дело.
Долгожданная встреча с Хелене Райч произошла весной. Тогда, воспользовавшись временным затишьем на фронте, и побуждаемая необходимостью думать о кадровом доукомплектовании понесшего большие потери полка, фрау Райч сама приехала на выпуск в летную школу, чтобы отобрать для себя молодых пилотов. Узнав о том, что она будет присутствовать на экзамене, Эрих очень волновался. Ему не удалось разглядеть ее вблизи. В отличие от других командиров боевых частей, также присутствовавших на выпуске, она не приехала заранее, не встречалась с выпускниками в общежитии, она появилась, когда учебные машины и летчики уже были на летном поле. Ее в первую очередь интересовала боевая подготовка молодых летчиков.
Находясь в своем учебном истребителе, Эрих с трудом мог различить фигурки командиров на наблюдательном пункте. Он даже не был уверен, была ли среди них Хелене, но все-таки старался выполнять все задания как можно лучше, тем более, что давались они ему легко. Только одно, самое последнее, оказалось невероятно трудным. Потребовалась вся его смекалка и мастерство, чтобы с честью выйти из ситуации, максимально приближенной к боевым условиям. Как оказалось потом, только он один из всего курса справился с этим заданием, поставленным самой Хелене Райч. Это и решило его судьбу. Учебные полеты еще продолжались, а любимица Геринга уже уехала в Берлин, оставив начальнику школы записку, в которой была указана фамилия только одного летчика, которого она хотела бы видеть в своем полку: «Хартман». Позднее на распределении ему сказали, что его фамилия оказалась в списках практически всех присутствовавших на экзамене командиров. Все были готовы принять его в свои эскадры, и ему таким образом предоставлялось право выбора. Начальник учебной части начал перечислять номера известных авиаполков, входивших в состав воздушных армий и флотов, сражавшихся под Дюнкерком, летавших на Лондон, громивших врага в небе над Францией и Польшей. Мелькали громкие названия эскадрилий: «Грюнхерц», «Мелдерс», элитная «Шлагетер». Не было разве что лучшей из лучших, «Рихтгофен», мечты каждого молодого летчика. Но он и не ждал ее. Он ждал только одного номера полка, одной фамилии командира, он готов был отказаться от «Рихтгофен», кто бы ей ни командовал, и уже с отчаянием думал, что Она не выбрала его. Кого же Она выбрала?
– И, наконец, – сказал в заключение подполковник, беря в руки листок, на котором была написана только одна фамилия, – вас хотела бы видеть в составе своей части госпожа Райч. Вы в некотором роде спасли честь нашей школы, выполнив задание, которое она поставила. Признаюсь честно, не каждый из наших педагогов справился бы с ним. Особенно похвально, что с ним справился выпускник. Вот ее заявка, – подполковник протянул ему листок, – в нем только одна фамилия: ваша. Так что решайте, Хартман. Вам предстоит сделать выбор.