Валтасар (Падение Вавилона)
Шрифт:
Старик размотал покрывало, укутывавшее его голову, расправил ткань, накинул на плечи, блаженно пожмурился. Что-то знакомое было в чертах его лица, но где и когда Нур-Сину приходилось встречаться с этим несчастным изможденным старикашкой, он никак не мог вспомнить. Смущало и другое знание стариком стихов Иеремии, в которых он называл Вавилон блудницей.
Он так и спросил странника - где и когда тот слышал эти слова?
Старик внезапно и жутко улыбнулся и выговорил.
– Далее сказано: "...погрузится Вавилон и не встанет от того бедствия, которое
Вавилонянин отшатнулся, затем резко наклонился к старику, сбоку заглянул в его лицо. Он точно видел его?
До боли захотелось вспомнить.
Старик, почувствовав его дыханье, не повернулся. Он по-прежнему взирал на огонь пустыми, кроваво-красными глазницами. Наконец хрипло, обмякшим от тепла голосом выговорил.
– Не трудись, Нур-Син, хранитель царского музея. Придет срок, и вспомнишь. Скажи, кто твой собеседник и почему вас двое. Он, видать, не робкого десятка, если в ночную пору открыто разводит огонь в горах.
– Он - повелитель этой земли. Его зовут Кир, сын Камбиса. Называй его государь.
– Слыхал о таком, - покивал слепец.
– Хвала Господу, мне повезло. Напротив меня царь Парса, сбоку знатный, принадлежащий к царскому роду. Ты, Нур-Син, как я слышал, потомок грозного Ашшурбанапала, потрясателя четырех частей света?
– Это правда, странник, - откликнулся Нур-Син.
– Я проведу ночь в подходящей компании. Это забавно, - он, до сих пор говоривший по-арамейски, употребил слово на языке иври, которое обозначало любопытство.
Старик сделал паузу, потом обратил лицо точно на спутника Нур-Сина.
– Кир, рассказывают, что ты и твои люди поклоняетесь огню? Вы считаете его священным.
– Да, старик
– Что ж, пусть так и будет, - выговорил старик.
– Пусть возле костра сидят три царя и несчастный из несчастных, нищий из нищих. Этот мальчишка, - указал он на маленького поводыря, - проклят и изгнан из рода. Его судьба настолько незавидна и противоположна нам, что мы из милости можем позволить ему присутствовать при нашей встрече.
– Ты назвал себя царем!
– воскликнул Кир.
– Разве это не кощунство?
– Нет, царь персов. Вы видите перед собой царя. Ты так и не узнал меня, Нур-Син?
Вавилонянин резко прижал руки к груди.
– Седекия!
– выдохнул он.
– Ты ли это?
– Да, писец, это я. Видишь, как далеко забрел. Бог, наделивший меня царственностью, вразумляющий страданиями, ведет меня. Господь учит меня. Мне остается только внимать. В моем сердце, Нур-Син, не осталось злобы. Мне было откровение, истинное, потрясающее. Я говорю правду, ибо знаю, что ты, по примеру своего господина, ни в чем и никогда не верил мне. Поверь сейчас. Как-то надзиравший за мной страж явился в мою каморку в расстроенных чувствах. Швырнул на стол глиняную миску с кашей и всхлипнул. Мне стало жаль его. Понимаешь, сын Набузардана, мне, царю Иудейскому, плоть от плоти Давидовой, стало жаль какого-то грубого гоима!
Он в наказание начал бить себя по щекам. Сокрушаясь, посыпал голову собранной возле костра пылью и золой, потом замер, вперил пустые глазницы в землю.
Никто не осмелился нарушить тишину. Наконец старик пошевелился, вновь протянул руки к огню. Согрел их, затем деловито просунул к огню ступни. Начал поворачивать их влево, вправо. Кир и Нур-Син, как завороженные, следили за этими сизыми, костлявыми ступнями, худыми пальцами, желтыми необрезанными ногтями. Мальчишка же, согревший культи, вдруг улегся на землю и свернулся клубком - видно, устал за день. Сладко ли с рассвета до заката тащиться по горным дорогам?!
– Я спросил тюремщика, - тонким голосом воскликнул Седекия, - у тебя погиб сын? Страж всхлипнул, и я, лишенный очей, узрел, как его лицо омылось слезами. Он долго мучился, наконец нарушил запрет разговаривать с пленником и ответил - да, негодяй. Мой сын утонул. Вчера похоронили на дворе. Обмазали воском и в землю. Он зарыдал - видно, долго крепился на людях, а забрел в тюрьму и расстроился. Потом опомнился, спросил, откуда мне известно, что случилось с его сыном. Я ответил - догадался. Господь подсказал. Не печалься, успокоил я стража, горе проглотят дни. Тюремщик ушел, даже ногой на прощание не ударил, а я с того часа начал прислушиваться и присматриваться.
Старик изогнул руку, вскинул кисть - указательный палец оказался направленным в темное небо - и повел ею сверху вниз и справа налево. Нур-Син затаил дыхание. С напряженным лицом ждал Кир
– С той поры я задумался, - спросил Седекия, - зачем пожалел врага? Он был груб со мной, бил, запрещал плакать, страдать. Никогда со мной не разговаривал. Зачем я врал, зачем боялся, зачем губил людей - ох, скольких я погубил! Зачем зарезал твоих братьев, Нур-Син? Зачем все это? Зачем губил людей твой прадед Ашурбанапал. Зачем ты убиваешь людей, Кир?
– Я их не убиваю. Мои руки чисты, - ответил юноша.
– Пока. Ты - царь, ты будешь губить людей. Но зачем? Это нужно Господу? Это нужно Мардуку? Этим ты прославишь священный огонь?
Ему никто не ответил, только спустя какое-то время Нур-Син спросил.
– Ты нашел ответ?
– Да. Бог поговорил со мной, обещал прислать на землю Спасителя. Он явится, объяснит, зачем столько зла. Он скажет, так поступать не следует. Тогда откроется Вавилон небесный. Распахнутся Врата небес, и все мы увидим, что это хорошо весьма. И не едино лицо будет у Спасителя...
Кир вдруг перебил его.
– Их будет три? И звать их будут Саошиант?
– Не знаю, - признался старик.
– Только ведаю, что единым добрым поступком мне тоже будет позволено заслужить царство небесное. Мне - царю иудейскому Седекии, брату Иосину и Иехонину, потомку Давидову, погубителю священного града и своего народа, который изгнал меня от своих домов, лишил земли и воды...
– Но как ты оказался здесь?
– воскликнул Нур-Син.
Старик улыбнулся.
– Твой господин - змей и искуситель. Он таит в сердце грех и содрогается от близости расплаты...