Валтасар (Падение Вавилона)
Шрифт:
– Я познакомился с твоим отчетом, Нур-Син, - объявил Набонид.
– Ответь мне на главный вопрос и в зависимости от твоего ответа я дам или не дам согласие на избрание тебя на должность эконома Эсагилы.
– Господин, я в твоей воле.
– Кого ты считаешь своим покровителем в этой жизни? Кто помогает тебе переносить тяготы обыденного существования? Кто указывает тебе путь в ночи?
Нур-Син помедлил, потом выговорил.
– Мой покровитель - создатель всего сущего Мардук-Бел.
– Так ли?
– усмехнулся царь.
– Говорят, в последние годы ты увлекся новомодными штучками, прислушиваешься к голосам чужих пророков, утверждающих, что Бог един и имя ему Яхве. Это правда?
– Нет, господин. Имя ему Мардук-Бел. Именно ему я поклоняюсь, а также
– Син не ипостась!
– резко выкрикнул Набонид.
– Он - хранитель и оберегатель нашей земли. Только его осветляющая тьму щедрость не дает нам заблудиться в ночи. Его свет отражает Солнце-Шамаш, ибо днем и так светло, а ночью без света луны - мрак и ужас. Он тянет, как вол, работает, чтобы мир кружился по заданным направлениям, исполнял законы, полученные прадедами от богов. Каждый месяц он жертвует собой, чтобы умереть, и каждый раз возрождается для священного поприща. Какой другой бог способен погубить свою плоть, чтобы правда и свет торжествовала в мире?
– А как же великий Бел-Мардук, наш Господь?
– оторопело спросил Нур-Син.
– Мардук, древние Ану, Эйа и Энлиль сделали свое дело...
Он оборвал фразу, однако её завершение само собой беззвучно прозвучало в голове Нур-Сина.
– Но, государь...
– развел руками Нур-Син.
Набонид вздохнул.
– Я смотрю, при всем твоем уме тебе трудно сразу осознать замысел, который я столько лет вынашивал в тиши. Вот здесь!
– он внезапно вскрикнул и ударил кулаком в левую часть груди.
– Неужели непонятно, что государству необходим единый культ! Чтобы каждый подданный впадал в восторг при одном только упоминании имени верховного божества, освещающего путь в ночи. Эта была великая задумка Навуходоносора, именно ради неё он сотворил столько добра на верхней земле. Он верно метил, ошибся только в имени. Наш Господь - Син! Но об этом после. Вдумайся, Нур-Син, если каждый начнет молиться на особицу, верить и почитать своего кумира, как скрепить государство, чем насытить души людей, чему учить детей в эддубах?! Считать звезды в небесах? Это, конечно, важно, но прежде мы все должны слиться в единую общину... Ты понимаешь, о чем я?
– Очень даже понимаю, государь...
– тихо откликнулся Нур-Син.
– О том же твердит и Астиаг.
– А-а, вот ты куда клонишь, - разочарованно выговорил Набонид.
– Что ж, я знакомился с учением Заратуштры, но, если ты подпал под власть его ложных пророчеств, должен огорчить тебя - мир един, и тот, кто отрывает день от ночи, свет от тьмы, заблуждается. Ищет не там, где следует.
– С этим я полностью согласен, - ответил Нур-Син.
– Он согласен!
– криво усмехнулся царь.
– Не согласие мне требуется, а единение. Если хочешь, я жду понимания и смирения. Готовности жизнь положить на поиск и утверждение истины. Ты всегда верно служил мне, неужели теперь, когда началась война, ты меня разочаруешь? Ведь страшны не мидийцы, страшен внутренний враг. Те, кто поселился рядом с нами и не признает наших богов, кто поклоняется в тиши и никто из нас - даже я, властитель четырех стран света, не знают, о чем они там в уголке шепчутся. Вот с кем нам скоро придется вступить в битву.
"Все, откажет", - пронеслось в голове у Нур-Сина.
Неожиданно Набонид вскинул руку, помахал ею перед собой.
– Ладно, я готов выслушать тебя, - выговорил он усталым голосом.
– Я понимаю, что в таких делах, как выбор имени Бога, трудно сразу разобраться, что к чему. Расскажи мне о Кире. Это что за выскочка? Царского ли он рода? Кто такие, эти персы? Достанет ли у них силенок отвлечь Астиага от Харрана?
Не дожидаясь ответа, он поднялся с кресла, опять же установленного на возвышении - это в собственном помещении для отдыха!
– подошел к столу и пригласил Нур-Сина взглянуть на чертеж, на котором была изображена верхняя земля со всеми её морями, горами, пустынями, равнинами, странами, городами и торговыми путями.
Владения Вавилона представляли собой подобие серпа или месяца, в вершине которого лежал Харран. Ниже и сбоку Вавилона, нарисованного красной краской, в подбрюшье серпа, располагалась Сирийская пустыня, южнее переходящая в пустыни Аравийского полуострова. Карта была исчеркана линиями караванных и торговых путей. Вверху перекрестье главнейших торговых путей замыкалось на Харране, внизу их частая сеть исчеркала север Аравии.
– Взгляни, - начал царь. Истина очевидна - захватив Харран, Астиаг одним ударом отрежет Вавилонию от Заречья. Наша страна окажется разделенной надвое. Вступать в сражение с мидийцами рискованно, у них много конницы, а вот ударить Астиага изнутри и тем самым доказать, что мир един, что он не свет, а мы не тьма - это было бы в самый раз.
Он сделал паузу, потом продолжил.
– Это один из возможных ходов. Другой заключается в том, что если захватить караванные пути, проложенные через пустыни Сирии и Аравии, мы сохраним возможность беспрепятственно торговать с Заречьем, а также с городами на побережье Верхнего моря. Наше подбрюшье станет твердым как железо и любые невзгоды, обещанные лжепророками, растают как дым. Опираясь на Мидийскую стену, мы сможем десятилетиями вести войну с подступающими с востока варварами. Оборонительный рубеж на этом направлении был создан ещё Навуходоносором. Ресурсов у нас хватит. Это что касается внешней угрозы. Теперь о внутренних врагах. С ними необходимо разделаться быстро и решительно, восстановить истинное почитание Сина всего лишь одна из мер. Кроме нее, я намерен проверить верность исполнения ритуалов, подлинность изображений богов во всех храмах страны, устранить все ложное, наносное, чуждое духу Аккада и Ассирии. Разве это не великая цель, Нур-Син? Разве ради неё не стоит потрудиться?
Я хотел оставить на тебя царство, пока мне придется отлучиться на выручку Харрана, но теперь вижу - ты не готов. То ли ты устал, то ли поддался чуждым веяния. В многознании много и печали, так, кажется, утверждал любезный твоему сердцу Соломон. Твоя илу хочет спать. Встряхнись, Нур-Син!
Набонид похлопал по плечу высокого, все ещё худого после поездки в мидию Нур-Сина, потом заявил.
– Что ж, я не против нового эконома Эсагилы. На досуге поразмышляй над тем, что я тебе здесь открыл. Спроси у своего сердца, как оно будет чувствовать себя, если наше войско потерпит поражение под Харраном? Если светлый лик Сина отвернется от нашего города? Если его хозяин погрузится в потемки и его собеседниками станут Ламашту и Лилу с Лилит*?
– Этого не допустит великий Син!
– пересилив себя, воскликнул сын Набузардана.
Набонид пожал плечами.
– Будем надеяться, - затем запросто, как о чем-то решенном сообщил. Придется оставить наместником Валтасара. Мальчик уже входит в зрелый возраст. Ты будешь при нем негласным советником. На всякий вопрос, который задаст тебе Валтасар, ты обязан будешь дать ответ и сообщить мне. Ты понял, Нур-Син. Если что-то будет не так, я спрошу с тебя.
– Да, государь.
– Пошли к Киру верных людей, оружия чуть-чуть, много съестных припасов, и подтолкни его на выступление. Это твоя главная задача. Запомни, даже в экономах заплесвенелой, затянутой паутиной, занесенной пылью веков Эсагилы, я буду считать тебя своим помощником. Не подведи.
– Да, государь.
– У тебя, чувствую, есть ко мне просьба. Выкладывай, не стесняйся. Может, тебе кажется, что тебя обидели и награда и возмещение за поездку в Мидию слишком мала?
– Да, государь, у меня есть просьба. Но она касается не щедрот, которые пролились на меня, недостойного. В последнее время уважаемый царский эконом Мардук-Икишани позволяет себе публичное порицание памяти славного Рахима-Подставь спину. Он бездоказательно обвиняет его в грубом насилии, пренебрежении обычаем и законами, установленными в Вавилоне. Грозится обратится в суд за возмещением ущерба за использование стены, к которой пристроен дом Рахима, перешедшей ныне к моему тестю Рибату. Мне кажется, что в этом деле давным-давно наведена ясность. Согласие на использование стены его дома Икишани дал добровольно, так что его слова можно истолковать как сомнение власти в благонадежности Рибата и моей тоже.